Мрачные сказки

22
18
20
22
24
26
28
30

– Это небезопасно, Би.

Леви наконец-то, впервые за наш разговор, прикасается к моей руке, так нежно и осторожно, словно боится, что я ее отдерну. Закрыв глаза, я впитываю теплоту его прикосновенья. И мы сидим так несколько минут в тишине собственных мыслей, пока он не прерывает молчание:

– Мне кажется, что я теряю контроль…

Вот в чем дело! Эта идея всегда изводила Леви. Никогда не оставляла в покое. Она гложет его грудь, как короед, грызущий ствол дерева. Леви страшится, что община не будет ему верить, как верила Куперу. Он опасается за свое лидерство. Боится, что оно недолговечно и однажды люди осознают: он не так хорош, как был Купер – человек, за которым они последовали в эти горы и которому вверили свои жизни.

А я опасаюсь, что эта паранойя однажды вскроется и люди увидят гноящуюся рану, с которой Леви жил все это время. Выпустив мою руку, он встает с дивана, и у меня сжимается сердце.

– Ты не утрачиваешь контроль, – спешу заверить я любимого.

Мне хочется подняться вслед за ним, прижаться губами к его губам и успокоить его поцелуем. Но я сдерживаю порыв. «Не сейчас. Чуть позже».

– Люди просто напуганы. И им хочется верить, что ребенка можно спасти.

Леви уже шагает по комнате взад-вперед; я слышу его тяжелую поступь по полу.

– Им и надо бояться, – изрекает Леви.

И я представляю, как он, потупив взгляд, мотает головой, а уголки его рта опускаются. Я представляю темноту в его глазах и неуверенность, наморщившую лоб.

– Они должны бояться того, что снаружи. Должны понимать, что там, в лесу, их ждет смерть. Она прячется в деревьях и поджидает, когда какой-нибудь глупец выйдет за периметр, чтобы вселиться в него, проникнуть с ним вместе в общину и уничтожить всех нас. А они все равно помышляют о том, как бы выйти и отправиться за доктором. Как будто одержимы беспамятством! – Леви останавливается.

Я улавливаю неровное биение его сердца и тяжелое дыхание. Леви переводит взгляд на меня:

– Они готовы нарушить наши правила.

– Это не нарушение, – отвечаю я. – Это надежда. Потому что в следующий раз врач может потребоваться одному из них. И им захочется, чтобы кто-нибудь из нас рискнул всем ради их спасения.

– Это всего лишь ребенок, – холодно заявляет Леви. – Всего лишь одна жизнь.

Я поднимаюсь с дивана – камень, засевший в моей груди, слишком тяжел. Невыносимый груз. Я должна сказать Леви правду. Я надеюсь, что мой взгляд фокусируется на нем, пронзает его насквозь, но пальцы дрожат, и я хватаюсь за ткань платья, чтобы их утихомирить. Мне нужно, мне необходимо выдавить из себя эти слова. Я больше не в силах удерживать их в грудной клетке. Мне слишком больно. Нестерпимо больно. Особенно сейчас, когда Леви так говорит о ребенке. О всего одной жизни. Сердце бешено стучит в ушах.

– Леви, я беременна.

В комнате все будто замирает. Я пытаюсь уловить шаги Леви, подходящего и тянущего ко мне руку. Но он стоит там, где стоял.

– Ты уверена? – слышу я лишь два слова.