До конечной

22
18
20
22
24
26
28
30

— Спасибо, — неохотно разжимаю объятия, пока ещё не всё успела испортить. — Кто тебе сказал, что я люблю пионы?

* * *

— Никто. Выбрал интуитивно. Нужно с чего-то начинать. Я решил начать с цветов.

— Что начинать? — сердце вдруг замирает в моей груди. Я, как наивная девочка, смотрю с надеждой в его глаза и ликую в душе.

А вдруг что-то изменилось?

Вдруг он что-нибудь ко мне почувствовал?

Хоть что-то вспомнил…

Вдыхаю душистый аромат цветов, пока Женя, хромая, отходит к краю стола, чтобы взять костыль. Пристроив его под мышку, вскидывает на меня совершенно иной взгляд. В нём нет ничего общего с тем, которым смотрел на меня несколько секунд назад, когда я обнимала его, сгорая от желания сблизиться с ним.

— Знакомство, Яна… — вот так просто отрезвляет меня, разбивая вдребезги последнюю отчаянную надежду.

Теперь собрать осколки не удастся, чтобы не порезать руки о битые стёкла розовых очков.

— Почему не отношения? — мой голос сипнет. Сама не понимаю, каким образом открытый вопрос слетает с моих дрожащих губ. Пришлось выпалить то, о чём всё время думала. — Ты должен был с ней порвать, развестись в конце концов. Вернее, ты сказал мне по телефону, что она подписала бумаги на развод. Ты спешил к нам домой, отпраздновать нашу помолвку. Почему супруга оказалась в твоей машине? Вы решили отложить всё в последний момент? Что вы там праздновали, черт возьми?!

Ответом на мой внезапный срыв становится долгий непроницаемый взгляд, едва ли не потемневших до цвета кофейной гущи глаз. Отчуждённый вид моего мужчины пугает до дрожи. Сжимаю пальцы на стеблях букета, едва не плача. Тело сковывает невыносимым напряжением. Волнение окутывает с головы до пальчиков ног...

— Я ни хрена не помню из нашего прошлого, Яна! — раздраженно прорычав, подходит ко мне впритык, касаясь плечом моего плеча. — Я не могу сейчас быть прежним. Не могу дать ответы на твои вопросы. Моя жизнь остановилась в точке, где тебя не было никогда. Ты это можешь понять?

— Я есть, Женя! — не выдержав его заявления, оспариваю. Какая-то сила внутри меня позволяет повысить на него голос. Не знаю, как это работает, но я чувствую прилив энергии. Моим детям нужен отец, и я буду бороться за него до конца, даже если мне придётся разбить голову в кровь, сорвать голос на хрип и выплакать тонну слёз. Он всё равно будет моим и больше ничьим!

— Я никуда не исчезала из этой чертовой точки! — выразительным тоном напоминаю ему о настоящем.

Хочется врезать ему букетом по плечу, но вовремя вспоминаю о том, что оно и так болит. — И я прекрасно тебя понимаю. Даже лучше, чем ты можешь себе представить. Только и ты меня пойми. Вчера мы с тобой целовались так, что дух захватывало, были самыми близкими людьми, радовались тому, что вместе, что нам удалось многое пережить и выстоять до победного, а сейчас я будто заноза в твоей заднице!

— Чушь! — рычит, опаляя лицо дыханием.

— Что чушь? Ты даже спать со мной не отправишься в общую спальню, потому что не помнишь меня, потому что думаешь всё время о жене! — сжав сердце в кулак, бросаю букет на стол и рвусь к выходу, чтобы одумался.

— Ну так помоги мне вспомнить! — под грохот падающего костыля, хватает меня за запястье и тут же шипит от пронзающей плечо боли, потому что по инерции я разворачиваюсь и под давлением приложенной силы врезаюсь в него обратно.

— Как? — мои глаза, наполненные слезами, хаотично изучают его страдальческое лицо.

— Не знаю. Придумай что-нибудь, — отчаявшись, цедит сквозь стиснутые зубы.