Автобус чуть не залетел в кювет.
— Что-о? — крикнул Абелит, выровняв руль. — Тогда какого ж черта пошел за мной? Раз знал, что никто за тобой не приедет и ничего тебе не будет?
— Я обокрал тебя, потому и пошел. Может, мне все равно, что теперь будет. Может, мне от самого себя тошно. А ты-то… Ты-то зачем потащил меня к машине, даже поесть не дал?
— Как зачем? Не могу же тебя одного оставить. И не жди! Есть такая вещь на свете — совесть. Слыхал? Странная вещь… Ну, сам посуди, как я могу тебя кинуть в беде? Вдруг завтра опять стибришь чью-нибудь сумку? Что тогда? Кто матери загоны починит? Слыхал, что она тебе говорила? Видал, как она… шла следом за нами? Эх, морока с тобой!
Автобус въехал в поселок Лачкаяс. Заждавшиеся пассажиры возмущались, кричали, требовали книгу жалоб, грозились писать в Ригу, в Москву. Почему автобус так безбожно опаздывает, какого хрена тогда на столбе висит расписание. Форменное издевательство над людьми, вот это что такое…
Абелит в суровом молчании продавал билеты. Заметив, что Фридис Витол не собирается ему помогать, он сердито прикрикнул: «Чего глазами хлопаешь, получай деньги!» И все пошло по-старому: Абелит отрывал и подписывал билеты, Фридис получал деньги. Заняв свои места, пассажиры успокоились, а когда отъехали, совсем повеселели.
— За этот рейс получу нагоняй, — проворчал шофер, — уж это точно. Не видать теперь премии. Как собственных ушей.
— Я виноват, — чуть слышно обронил Фридис. — Проклятая сумка! И черт тебя дернул подсунуть ее мне! Когда ты в Лачкаяс оставил меня с ней в автобусе, я сначала подумал, ты это нарочно. Мол, спрятался в кустах, решил посмотреть, что будет дальше. Тут меня такое зло взяло: нашел, думаю, младенца поиграть… А ты с тем старикашкой возился. И тут у меня ум за разум зашел: рядом сумка с деньгами, не привязана, не заперта, кругом ни души… Не сдержался… Как, думаю, не взять, когда сама в руки просится? И в кармане одни медяки. Я уж и сам не помню, как в лесу очутился. Там-то спохватился, вспомнил, как задаром вез меня, лимонадом поил, сигаретами делился, даже сумку оставил сторожить… Я, конечно, вор, но подлюгой быть не хотелось…
Шофер пробормотал что-то невнятное, автобус мчался во весь опор. Солнце позади еще укрывалось в грозовых лиловых тучах, а впереди предвечерними красками расцветал прояснившийся горизонт. Высоко над полями носились ласточки, из низин выползал туман. Фридис Витол сидел, подавшись вперед, сжимая и разжимая сплетенные пальцы рук.
— Не веришь? — спросил он. — Твое дело… Ты спросил, почему я с тобой поехал, вот я и рассказал. А я еще в лесу спохватился. Решил вернуться, может, думаю, успею положить на место, никто и не заметит. Да ты укатил сломя голову. Что было делать? Пошел домой, сказать мамаше здравствуй и прощай. Я ведь знал, что ты разыщешь меня, куда бы ни спрятался. Умылся, надел чистую рубаху. Стал ждать… Думал, приедешь с милицией, может, ищейку прихватите…
Абелит только пожал плечами, но промолчал.
— А кулак у тебя крепкий! — сказал, оживившись, Фридис и погладил скулу. — Прямо искры из глаз посыпались. Так недолго и на тот свет отправить.
— Когда-то летом на массовках дрался. Набил руку, — нехотя отозвался шофер безо всякого хвастовства и, желая переменить разговор, принялся рассуждать вслух: — Интересно, что моя Вита поделывает? А жена? Наверное, решила, попал в катастрофу… Небось сидит на автостанции…
— Так! — выпалил парень, снова всем телом подавшись вперед. — Теперь что хочешь со мной, то и делай… В лес пошлешь — пойду. Домой отпустишь — тоже в обиде не буду. Сам понимаешь — доказательств никаких. Это наше с тобой дело.
Абелит ответил не сразу. Проехали километров пять, на остановке взяли новых пассажиров, снова тронулись, только тогда Абелит сказал:
— Мне одно ясно: одного тебя нельзя оставлять. А знаешь что? Сходим-ка вдвоем к прокурору. К Межлауку. Время, правда, позднее, неудобно беспокоить человека, да делать нечего! Межлаук позвонит одному-другому, глядишь, завтра уже будешь при деле. Только ты не артачься, если и тебе начнет кол на голове тесать. Уж, наверное, скажет и про духовой оркестр и все такое. Тогда вспомни сумку и молчи… Но если ты его когда-нибудь подведешь! Постой, мы ж с тобой по-настоящему не познакомились — Абелит моя фамилия.
Фридис Витол не проронил ни слова. Может, он вспоминал тот день, когда, сидя на скамье подсудимых, слушал речь прокурора? Может, вспомнил мать свою и как она ссыпала в глиняную миску горячую картошку? Или видел радугу над лесными лугами, куда вечером, в сумерки, выйдут стройные косули?
Заходившее солнце освещало дорогу обманчивым косым светом, и Абелит не приметил размытую дождем рытвину. Автобус подскочил и хрустнул по всем швам.
— Оп-ля! — воскликнул Абелит. — Были б все дороги ровные, жили бы, не зная горя!
ebooksa