Обитель

– Прям полиция приезжала? – обратился новый мужчина к Еве. Она быстро закрыла книгу, снова встала. Муж ей еще ночью объяснил, что именно нужно говорить, но она и так помнила.

– Был полицейский, – сказала она. – На машине.

– Молодец. – Муж ее погладил по голове и снова обратился к новому: – Девочка испугана сильно. Я и сам не оправился пока.

Дальше муж молчал, а братья объясняли про то, как полицейские стали стрелять, как ранили Адриана, как тот еле уехал, угнав их же машину. Новый больше вопросов не задавал, только в самом конце спросил, где машина. Братья объяснили, что вывезли ее за город еще ночью.

Ева с трудом разбирала слова в книге, потому что голова соображала нехорошо. Достала из кармана шоколадку, отломила маленький кусочек. Муж ей сказал больше сразу всю не съедать, растягивать, поэтому она сунула остаток шоколадки обратно.

В книге было много картинок, и Ева меньше читала, а больше угадывала, что там разные сказки написаны. Например, на одной странице была изображена женщина, у которой лицо было закрыто двумя черными кружками на дужках. Это, конечно, была Яга, о которой Баба рассказывала редко, только если дети совсем плохо себя вели.

В лесу, у большого глубокого озера, жила Яга. Старая, страшная, худая как скелет, с большими черными дырками вместо глаз. Яга жила в маленьком доме, ездила по окрестностям, собирала грибы и ягоды. Ездила на ступках – детях без стоп и ладоней, которые с ней в избе жили. Днем Яга складывала их за печкой, как бревнышки, а ночью вытаскивала, раскладывала на земле, хваталась за их спины ногами, своими длинными когтистыми пальцами, и понукала, чтобы везли ее по лесу от куста к кусту, от мшистого камня к болотку, к роще, с холма на холм, через речки и топки.

Дети быстро перебирали землю своими культями, облизывались на ягоды, на грибы, но сами не ели, потому что зубов у них, как и пальцев, не было, а ягоды в лесу были толстые, сочные, без зубов не прокусишь. Грибы были высокие, с ребрышками, с колючками, без ловких пальцев не сорвешь.

Яга ездила на детях, руки свои тянула в стороны, хватала ягоды, грибы, кидала себе в рот и сразу, перемолов, в корзину сплевывала. За ночь целую такую корзину собирала, а утром, перед сном, детей из нее кормила – брала за холку, совала головкой в корзину, ждала, пока тот губами грибную, ягодную кашу всосет, потом следующего.

Яга детей берегла, сама их перебинтовывала, рты углем и водой полоскала – а все потому, что дети это были, которые сами ничего не умели, во всем на родителей своих, на сестер и братьев полагались. Таким детям и жить можно было только с Ягой – кому они в мире нужны, такие ленивые.

Новый подошел к Еве, опустился на корточки.

– Тебя как зовут? – спросил он. Ева посмотрела на мужа, потом ответила.

– Я сейчас вас в монастырь отвезу, – сказал новый. – Хочешь к братьям в монастырь?

Ева снова посмотрела на мужа. Тот кивнул.

– Хочу, – сказала Ева. – Спасибо.

Она хотела спросить мужчину про свою сестру, которая тоже, наверное, жила в каком-то монастыре, но не стала, потому что муж о таком спрашивать не велел. Вместо этого поднялась, встала, склонив голову.

– Так… – Игумен оглядел водителей. – Если здесь будет полиция, а вы еще не убрались, то сразу сдавайтесь. Братьев из Успенского они не трогали, просто забрали в участок.

– А если они сразу начнут стрелять? – один из братьев настороженно посмотрел на Адриана.

– В городе не начнут, – сказал Адриан. – У них приказ сверху пришел: закрывать лесные общины.

Игумен покачал головой. Он знал, что митрополит Иосиф с МВД Карелии отношения наладил давно, и если бы приказ пришел сверху, то министр бы предупредил, позволил бы вывезти братьев из Обители. А раз такого предупреждения не было, значит, министр и все его прихвостни сами против митрополита настроились. Что это могло означать в долгосрочной перспективе, было пока не ясно, но игумен верил в то, что митрополит убережет настоящие монастыри от такой напасти. Обитель всегда была странным местом со странными людьми.