Обитель

– Если вам прямо сейчас позвонят от министра, – сказала она. – и скажут паковаться и уезжать, вы что сделаете?

– Не позвонят, – сказал Костя. Он думал об этом весь день. Сначала и вправду боялся, что в какой-то момент просто позвонит Даниил Андреевич, а скорее, даже приедет сам с каким-нибудь высокопоставленным игуменом или даже самим митрополитом и отправит подчиненных обратно в город. Тогда, Костя уже решил, придется ждать и смотреть. Если в отдел приедут федералы, значит, дело просто пошло выше, можно не беспокоиться. Если никто не приедет – нужно будет думать, потом пойти поговорить с Даниилом Андреевичем. Потом расследование или пенсия по собственному.

Но когда на пепелище привезли журналистов, Костя немного успокоился. Телеэфир означал, что дело уже точно перейдет федералам. В область понаедут из Москвы, будут рыть в первую очередь под местное МВД, да вообще под все местные структуры от МЧС до Пенсионного фонда. А тут Костя был чист: не такой у него высокий статус, чтобы рисковать при чистке, никакой политики в карьере, никаких высокопоставленных врагов. Оставалось ждать примирения сторон. Церковникам и МВД нужно было вместе готовиться к проверкам, но если до приезда журналистов они могли бы сговориться малой кровью, то теперь следовало ожидать больших жертв и обмена пленниками. Церковники захотят, чтобы полиция больше не указывала на религиозный след в расследовании массового захоронения. Министр будет, в принципе, не против, но потребует выдать возможных преступников или свидетелей, если они есть.

Костя не был уверен, что церковники покрывают убийц с пепелища, но исключать такой возможности было нельзя. И он знал, что благодаря журналистке Элеоноре обладает информацией, которая могла бы министру помочь. Федералы, конечно, сами ни за что не признаются, что это место как-то связано с наркотиками. Но если министру сказать об этом, то все расследование на телевидении легко будет повернуть в эту сторону. Лесная база наркодилеров, никаких церковников.

Костя курил и кривил лицо. Не мог решить, рассказать Даниилу Андреевичу о том, что сказала журналистка, или нет. Не хотелось ввязываться в политику, участвовать в пиаре пепелища, но и ответственность перед начальством давила. Даниила Андреевича Костя уважал, даже несмотря на его нежные отношения с митрополитом.

В конце концов решил, что нужно еще немного подождать. Узнать хотя бы, кто из Москвы первым попадет в город. Наверняка омбудсмен по правам детей – тогда все остальное можно забыть, никто не будет наркотиками заниматься. Вопрос встанет перед МЧС области: смогут они оправдать еще одну историю с гибелью детей или нет. Ведь уже гибли дети в летних лагерях, дважды за последние четыре года. Вот только можно ли выдать пепелище за летний, то есть зимний лагерь… Костя сплюнул, повернулся к журналистке.

– Не позвонят, – повторил следователь. – Потому что такие решения уже не у нас принимаются. Приедут парни с корочками и с грузовиком автоматчиков покруче наших.

– Понятно. – Элеонора кивнула. – Ответственность перейдет другим.

Следователь наклонил голову, криво улыбнулся.

– А вы, – сказал он, – четвертая колонна. Что будете делать? Если вам сейчас начальник позвонит?

– Ничего, – сказала Элеонора. – Я перед ним не отвечаю.

Следователь хмыкнул.

– Ну да, – сказал он. – Вам-то что будет.

Владыка Иосиф хрипло прокашлялся, переложил руку к мобильному телефону. В министерство он собирался звонить по аппарату, даже уже начал набирать номер, но тут мобильный завибрировал. Толстые пальцы царапнули кривыми ногтями экран, подушечка мизинца ткнулась в кнопку громкой связи.

– Алло. – Из телефона раздался раздраженный голос сестры. – Я на складах. Здесь странное. Девочка к братьям забрела, говорит, что из Обители, только я такой в Обители не видала.

– Опиши, – сказал Иосиф, убирая руку с телефона, подтаскивая к себе свою толстую книгу. Раскрыл на закладке – пару часов назад записывал в Успенский монастырь новоприбывших из Обители. Рядом со списком братьев теперь был маленький кружок – девчонка – и красный квадратик – Адриан, убийца. Принял решение, закладку оставил на странице, стал листать книгу к концу.

– Девка лет десяти-двенадцати, – сказала сестра. – Волосы короткие, мальчишеские, черные, прямые. Говорит, обгорели. Картинки на шее нет, крестик есть, дорогой, серебряный. На боку ранка, мелкая, ножевая, что ли. На ней рубашка, не обительская, фабричная, со срезанной биркой. Имени не говорит, испуг изображает.

Сестра тяжело дышала в телефоне, но митрополит не спешил, разглядывал очередную страницу книги. Здесь были разные описания, маленькие, короткие, все, какие присылали брату из городов. Были здесь полицейские и благотворительные работники, наркодилеры, бандиты, заметные нищие. Сотни строчек, тысяча имен, иногда фамилий или просто кличек. Механически проверял список Иосиф, быстро проглядывал слова – «коротк.», «блонд.», «толст.», «род. пят. в фор. креста» – на всякий случай. Телефону, не отрывая взгляда от книги, сказал: – От Марии она. Или из какого другого дома.

– Нет, – отрезала сестра. – Нету у Марии таких. И чтобы стриженая? А она стриженая, врет про сгоревшие волосы, сразу видно. Для мужиков наших складских обман.

Иосиф отвечать помедлил. Снова зашелестел книгой.