Обитель

Иосиф помолчал.

– К Марии ее отвезешь, – сказал. – А с другой, которая будто с Обители, пускай Семен разбирается. Сама с ним поговоришь.

– Да куда Семену? – спросила Варвара. – Он и так трясется, ему и его мужикам сейчас Адриашке могилу копать. Сама сведу на озеро.

– Семен с девкой разберется, – сказал Иосиф. – А ты бери сейчас лодку, Еву к Марии сегодня же доставь.

– Куда? – Варвара чуть на визг не сорвалась, закашлялась. – Ночью по озеру?

– Хочешь – пешком иди. – Иосиф повернул тяжелое лицо, глянул на погруженную в воду руку. Вздутая кожа стала совсем красная, а значит, пора было руку доставать. Правой нажал на экран, звонок закончил. Почти сразу в кабинет заглянул секретарь с полотенцем – ждал под дверью, пока митрополит договорит. – Сюда давай, – Иосиф закряхтел, сглотнул мокроту. Забрав у секретаря полотенце, сказал: – Ступай уже, поздно.

Варвара на пришедшего в избу игумена заругалась.

– Таскайте его отсюда. – Она указала на труп. – Еще провоняет, сами же потом отмывать всё будете.

Игумен на труп смотрел без удивления, знал, зачем Варвара в монастырь приехала, а вот пришедший с ним брат закрестился. Варвара на него замахнулась.

– Ну! – сказала. – Убирайте. И девку сюда веди. Которая помельче.

– Приведу. – Игумен уже склонился над телом, стал поддевать за подмышки.

Лицо у мертвеца было накрыто тканью, и игумен постарался ее не касаться. Ткань, кажется наволочка с кровати, была промочена чем-то, проваливалась там, где у трупа должен был быть рот. Казалось, сейчас он потянет легкими, проглотит ткань. Но тело было тяжелое, совсем мертвое.

С большим трудом вытащили его из избы, кинули на санки. Игумен догадался приволочь – длинные, широкие, на этих санках братья из леса возили бревна.

Потянули по снегу, по темноте. Игумен, еще когда Варвара только приехала, решил, что тело пока кинут в овраг, все равно мороз, а уже утром братья выкопают могилу подальше к берегу. Теперь волокли сани молча, угрюмо, сильнее кутаясь – даже для ноября было холодно, ветер с озера лез под одежду, кусал кожу.

Потом так же шли обратно, тянули за собой пустые сани. Брата игумен послал спать, а сам пошел за девочкой, но уже у дверей остановился, перекрестился, стал бормотать запоздалую молитву. Чувствовал, еще и не о таком матушка попросит – не спросила ведь про девку в кладовке, ничего о ней не сказала. Вот и медлил: хоть и на морозе, а все лучше, чем в тепле, но зная, что с каждой минутой все ближе страшное приказание.

Наконец скрепил сердце, вошел.

Девочка сидела у двери в кладовку, почти в стену вжалась, свернулась, будто котенок. Игумен подошел к ней, опустился на корточки – так и к огню было ближе. Потер руки, согреваясь.

– Ты как тут? – спросил. – Все хорошо?

А самому вдруг подумалось, что ведь и эту девчонку Варвара со свету сживет. Если не сама, так у Марии в приюте. Ведь не случайно девчонка с Адрианом была. Если не дочь, то все одно, то же семя. Девочка тем временем кивнула.

– Тебя матушка Варвара не обижала? – спросил игумен. Хотел по голове погладить, передумал, перекрестил девочку. Та ответила тем же, потом помотала головой, показала два каких-то знака. Видимо, Варвара ее не била.