Обитель

В избе было тихо: рядом сопели еще дети, но вот матушки как будто не было. Ева не знала, так это или нет, не могла понять, чего не хватает, потом почувствовала – запаха. С матушкой всегда был жуткий тухлый запах, который сейчас стыл в избе. Ева зажмурилась, подумала, что, может быть, она и не в избе уже. Вспомнила одну Бабину сказку – страшную, про черный-черный лес.

По ночному лесу быстро, согнувшись к самому снегу, шла женщина в черной одежде. Голова ее впервые за долгие годы была обнажена, и мальчик, которого она крепко держала за руку, с ужасом поглядывал на ее морщинистое лицо, на череп, с которого свисали редкие седые волосы. Мальчик поднимал на женщину взгляд и почти сразу свешивал голову – каждый раз его будто цепляли две черные дырки, к которым сползалось лицо женщины. Один раз она остановилась, нагнулась к самому его уху.

– Где тропа? – спросила она очень тихо. Мальчик хотел указать пальцем, но она сжала свободной рукой его подбородок. – По тропе ступай, – сказала женщина. – К скале меня выведи.

И он повел ее, хотя в полумраке сам еле разбирал засыпанную снегом тропу. Еще днем он сам расчищал ее, и вот под ногами был новый снег.

Они выбрались на скалу, и мальчик удивленно открыл рот. Внизу, там, где оставляли припасы монастырские братья, стояли две машины. Стояли вроде бы беззвучно, не включив фары, но было ясно, что женщина их заметила.

– Сколько там людей? – спросила она в самое ухо, обжигая мальчика своим жарким дыханием. Он попытался сосчитать – но видно было только троих, а еще кто-то сидел, кажется, в машине.

– Три. – Мальчик сказал это очень тихо, но женщина все равно больно схватила его за плечо.

– Тс-с-с, – зашипела. – Куда идут?

Люди у машин вдруг зажгли фонарики, и стало понятно, что их не трое, а гораздо больше. Да и машин тоже – в свете одного из фонариков блеснуло что-то дальше по дороге.

– Куда идут? – Женщина затрясла мальчика, толкая его ближе к краю скалы.

– На м-месте, – мальчик сам ухватился за ее руку, – стоят!

Женщина дернулась от его голоса, притянула к себе, зажала холодной рукой рот. Мальчик испуганно забарахтался, и снизу раздались удивленные голоса. Громкий мужской голос крикнул:

– Эй! Там, на скале! Руки вверх! Это приказ!

Как по команде вверх повернулись фонарики, но их света не хватало. Костя бросился вперед, а вслед за ним побежали остальные. Что-то там двинулось на верху скалы, раздался детский крик.

Женщина бежала по лесу, утягивая за собой мальчика. Бежала быстро, выставив вперед руку, потом, ударившись о ствол дерева, схватила мальчика, встряхнула.

– К избе веди! – зашипела.

Мальчик вскрикнул снова, и она сильно ударила его по щеке. Он повалился на снег, но женщина почти сразу нащупала его плечо, поставила снова на ноги. Мальчик не соображал, вертел головой. Женщина ударила его еще раз, потом обернулась ухом к скале. Там шумели люди, которых она никогда не ждала, но знала, что они могут прийти. Когда посреди ночи проснулась от далекого гула моторов, сразу поняла, зачем они в лес приехали. Затушила печь, и надо было на Бога положиться, схорониться в избе, заперев дверь. Не нашли бы. Теперь же она чувствовала, что может и не дойти до избы. Еще раз ударила мальчика, уже с ненавистью, но не отпустила – он мог вывести ищеек на избу. Потянула дальше. Шла почти наугад – лес стал незнакомым в тот момент, когда она отпрыгнула от края скалы, утягивая за собой мальчика. Пошла на ветер, к озеру. Мальчик не брыкался, но почти перестал идти сам – приходилось тащить его за руку.

Вдруг земля под ногами исчезла, и женщина полетела куда-то вниз, заскользила по камням. Мальчик пропал – она выпустила его руку, пытаясь закрыть лицо. Упала в снег, затрясла головой, пытаясь понять, куда упала. Не со скалы же, к машинам и людям. Ведь не в ту сторону бежала. Попыталась подняться, но земля под ногами не была твердой. Что-то хрустнуло, и женщина по пояс провалилась в ледяную воду. Схватила рукой пустоту, ободрала ладонь об сухой стебель. Завыла, поднимая слепое лицо вверх, попыталась выбраться из воды, но вокруг был только лед. До мостков было всего несколько метров, но женщина не знала, в какой они стороне. Голова кружилась и болела, ноги сводило от холода, а одежда намокла и тянула вниз. Женщина сделала шаг, поскользнулась и повалилась в воду. Та с головой накрыла ее, стала удерживать, но женщина нашла ногой камень, выпрямилась. Снова сделала шаг, снова упала и теперь уже не смогла подняться. Не от воды – от холода у женщины свело сердце, и она разинула рот, глотая озерную воду, чувствуя, как затекает ледяная вода в глазницы. Сердце ее не выдержало. Остановилось, отпуская душу в Царствие Божье, которое женщине полагалось по праву. Почти всю свою жизнь она посвятила церкви.

В черной-черной избе шестилетняя Ева села, стала щупать по полу в поисках спичек. Сказку про лес она помнила очень хорошо, а еще помнила, что муж научил ее разжигать огонь. Зачем бы он стал это делать, если бы не ждал, что Ева согреет своих детей огнем. Своих еще не было, но чужие как свои, так говорила Баба. А вокруг было очень и очень холодно.

Ведь наступила в лесу зима. Все звери обросли мехом, птицы улетели, а змеи забрались в самые глубокие норы, чтобы спать до весны. И только люди мехом не обросли, потому что не умели. Не улетели, потому что не имели крыльев. В норы не уползли, потому что жили в избах. Стали жечь в печах дрова, чтобы согреться. И одна семья – муж, жена и двое детей – тоже так стала жить.