— Звонили и звонили тебе весь день, — говорила за ужином мать. — Из райкома. Сам секретарь. А голос такой недовольный: «Где она? Куда запропастилась? Никак не могу дозвониться. Как только колхозники находят своего председателя? Уж не в Нальчик ли она укатила?»
— А ты что?
— А я ему: «Ни свет ни заря в поле уехала. Какой Нальчик? Второй месяц там не была, по дочке соскучилась». Тут он и положил трубку. Ты завтра позвони с утра, скажи, где была целый день.
Щеки у Жамилят порозовели от обиды.
— Звонить? Разве он не понимает, где я могу быть в такую пору? — Резко встала из-за стола, накинула платок — и к двери.
— Ты куда, доченька? — обеспокоенно спросила мать.
— Нужно мне... — Обернулась и прибавила с хитрой улыбкой: — К кавалеру. — И быстро вышла за дверь, оставив обескураженную мать.
Она знала, где живет Ибрахим, но никогда не заходила сама по тому или иному делу, боялась: людская молва чего не наплетет, если увидят, что она ходит к нему в дом. Но сегодня ей непременно захотелось увидать его: два дня, как и он, и она в разъездах, и дороги их не скрестились ни разу.
Дом, где жил Ибрахим, был большой, одну половину его занимала одинокая старушка-хозяйка.
В его окнах было темно. Еще не вернулся? Постучала. Потом заметила: дверь на замке. В это время на крыльце другой половины появилась старушка, простоволосая, седая, черное платье, на ногах чувяки из сыромятной кожи. При свете, падающем из окна, она узнала Жамилят и сказала, подразумевая Ибрахима:
— Его нету. Всегда поздно домой возвращается.
— Мне нужно ему записку оставить. Есть у вас бумага и карандаш?
— Нету, милая. Я сейчас ключи от его комнаты принесу, ты там и напишешь.
Старушка отперла дверь. Жамилят шагнула через порог. Повеяло запахом его комнаты: пахло табаком; Ибрахим всегда курил трубку, ей нравился запах его табака.
Очень скромная комната: стол, две табуретки, шкаф, железная койка, застеленная серым байковым одеялом. На нее эта комната произвела такое впечатление, будто Ибрахим живет в ней временно. А может, и в самом деле всерьез подумывает уехать из Большой Поляны? Куда? От этой мысли неуютно стало на сердце. Заметила на стене фотокарточку в рамке: молодая светловолосая женщина и двое ребятишек — двойняшки. Да, да, это его жена и дети. Их давно нет в живых...
— Он редко когда дома бывает, — говорила между тем старушка. — Переночует — и на работу пошел.
Жамилят подошла к столу, взяла бумагу и карандаш. «А может, дождаться его?.. Нет, нет, лучше оставить записку...»
Когда садилась за стол, хотела обстоятельно написать о том, что, по ее мнению, нужно сделать в первую очередь, прежде чем начать уборку кукурузы, о картофелекопалке, которую необходимо срочно пустить в работу, — записка должна получиться строгой и деловой, ведь завтра она снова может уехать чуть свет, возможно, они снова не встретятся. Но мысли путались, и она написала лишь: «Нам необходимо встретиться завтра в правлении, в шесть утра. Жамилят».
Когда вышла на улицу, совсем свечерело, луна была полная и необычно яркая. Жамилят заметила впереди парочку: идут, ничего не замечая вокруг, занятые сами собой; девушка прижимается к его плечу, а парень высок, строен, как тополь. И Жамилят показалось, будто она знает этого парня. Да, точно. Азнор. Но с кем?..
Остановившись на несколько секунд, парочка поцеловалась и пошла дальше, уверенная, что их никто не видит. И когда они целовались, Жамилят тоже замедлила шаги: в памяти вспыхнул точно такой же теплый вечер, и луна была такой же огромной, а рядом с ней, Жамилят, был Мухаммат. Она так же крепко прижималась к его плечу. Шли по аллее парка, Мухаммат обнял ее и поцеловал. Господи, как же давно это было! Но память крепко хранила тот вечер, и даже показалось, будто на губах она сейчас чувствует теплоту его губ, у нее даже вырвался слабый стон:
ebooksa