– Ну вы циркачи! – громко крикнул он. – Давай, Максим, в машину. Сейчас остальные будут здесь. Я прикрою. Черт, уходите!
По стенам пробежал быстрый луч света, взревел мотор. Это по соседней улице летели машины. Коган подбежал и выбросил на асфальт тело гестаповца. Шелестов вытащил водителя, протянул руку, пощупав шею подпольщика. Уловив пульс, он сел за руль. Жив. Теперь бы оторваться. Коган запрыгнул на переднее сиденье, и машина сорвалась с места. Сзади сначала ударил пучок света, а потом поднялась страшная стрельба. Кажется, Буторин стрелял сразу из двух автоматов. Ему начали отвечать. Сильный удар, фары погасли. Шелестов в зеркало увидел, что вторая машина пыталась объехать столб, но попала под огонь Буторина и остановилась. Значит, попал в водителя. Только бы Виктор сумел уйти! «Уйдет, – оборвал себя Шелестов. – Обязательно уйдет. У него опыта не занимать. Не в таких переделках бывал!»
Глава 5
За сегодняшнее утро патрули проверили документы у Сосновского дважды. Плохой признак. Настороженность патрулей или приказ командования, предписывающий быть более бдительными? Через город на запад и северо-запад за вчера и сегодня прошли примерно два батальона пехоты и две минометные батареи. Это явление можно списать на обычную ротацию войск, но наличие среди этих частей трех машин радиопеленгации говорило о другом. Готовилась какая-то операция. И, очевидно, против партизан. «Надо сообщить о моих наблюдениях, – решил Сосновский. – И как можно скорее. Надо предупредить партизан о возможных массовых карательных операциях. И пора сменить документы. Примелькался я уже».
Здание, в котором до войны располагался городской отдел милиции, теперь стало тюрьмой. За два дня Сосновский присмотрелся к нескольким зданиям, в которых содержались арестованные. Наверняка там есть не только невинные, схваченные во время облав и по каким-то подозрениям. Там есть и настоящие подпольщики. Вот кто нам нужен, вот кто нам поможет найти этого загадочного Рудольфа, у которого может находиться портфель с документами. Если Майснер, конечно, не врет. Что-то с каждым днем все меньше у Михаила оставалось к нему доверия.
Стараясь не привлекать к себе внимания немцев, Сосновский сделал крюк, обходя квартал, и снова вернулся к зданию милиции, но уже пройдя через развалины. И осторожно, чтобы не хрустел под ногами битый кирпич, Михаил подошел к разбитому оконному проему и сразу увидел двоих в гражданской одежде правее и ниже от себя. Он сразу замер, медленно поворачивая голову и осматриваясь. Что за чертовщина, кто это? Партизаны? Что они задумали? Наблюдают или хотят напасть? С автоматами, и у одного за поясом две гранаты. Сосновский машинально нащупал пистолет в кармане и открыл кобуру на ремне. «Убраться бы мне отсюда, пока я не влип в историю, – подумал Михаил. – Нельзя мне светиться, у нас свое задание».
Сделав шаг назад, Сосновский понял, что опоздал. К входу в здание подъехала машина. Двое автоматчиков выволокли из кузова избитого человека со связанными за спиной руками. Офицер выпрыгнул из кабины, подошел к солдатам и приказал им что-то, энергично взмахивая рукой. Из здания вышел еще один офицер, отсалютовал нацистским приветствием, выбросив вперед вытянутую руку. За ним появились еще несколько солдат. И тут на большой скорости к зданию подлетела легковая машина, из нее поверх опущенных стекол ударили автоматные очереди. Один из офицеров и несколько солдат упали как подкошенные, двое успели забежать внутрь здания, но в дверь тут же влетела граната. Грохот взрыва, полыхнуло огнем, полетели стекла, из здания вырвались струи дыма и пыли. Неизвестные подхватили связанного пленника под руки и затолкали в машину. Со стороны развалин напротив и бокового рухнувшего дома по окнам здания стали бить автоматными очередями, побежали люди. Еще две гранаты полетели в окна, и снова оттуда полыхнуло огнем, поднялось облако пыли и дыма.
Улицу затянуло пылью так, что Сосновский с трудом различал брошенный у входа грузовик. Бой шел уже на первом этаже здания, и Михаил решил, что сейчас, в дыму и пыли, ему следует постараться убраться отсюда. Разгоряченные боем партизаны не станут разбираться в том, свой он или нет. Достаточно немецкой формы на Сосновском, чтобы просто получить пулю без предупреждения. Низко пригибаясь, он стал выбираться из развалин, чтобы краем улицы добраться до перекрестка и скрыться за углом. Там близко выход из города. Сюда вот-вот съедутся немецкие подразделения и оцепят весь район. И тогда, с его липовыми документами, Михаил может запросто угодить в гестапо.
Несколько шагов по битому кирпичу – и тут Михаилу пришлось упасть на землю. Автоматная очередь прошла рядом с его головой. Пули били в кирпичную стену, выбивая из нее град мелких осколков. Сосновский достал пистолет и осмотрелся: нет, стреляли не в него, это отстреливаются из здания блокированные там немцы. Вскочив, Михаил пробежал несколько метров и снова упал в небольшое углубление, образованное двумя грудами кирпича. И тут он заметил, что впереди кто-то шевелится. Присмотревшись, он разглядел ноги в хороших, дорогих офицерских сапогах. «Пристрелить гада, – мелькнула первая мысль в голове. – Скрыться решил!» Но, подобравшись ближе к фрицу, Михаил узнал в нем того самого молодого офицера, что вышел из здания перед самым нападением встречать машину с арестованным. И тут профессиональное чуть подсказало, что надо не убивать этого фашистского молокососа, а, наоборот, следует помочь ему спастись.
Одним броском Сосновский добрался до ямы и упал рядом с немцем. Тот вскрикнул от испуга и попытался повернуться на бок. В его руке мелькнул пистолет. Михаил ударил офицера по руке, сжал его кисть и прижал к земле.
– Не шумите! – грозно сказал Сосновский по-немецки. – Вы выдадите нас партизанам.
– Кто вы? – сдавленно спросил немец, бегая округлившимися от страха глазами.
– Гауптман Юрген Бойтель! Вы что, ранены?
– Нога… – простонал немец.
Сосновский посмотрел на ноги молодого человека и увидел, что одна штанина выше колена в крови. Но пуля не пробила мягкие ткани, она лишь прошла вскользь, порвав кожу и вызвав кровотечение, причем не очень обильное. «А парень-то слабак», – подумал Михаил и дернул немца за руку.
– Держите себя в руках. Рана неопасная, сейчас выберемся в безопасное место, и я вас перевяжу. Ползите за мной, если хотите остаться в живых. Партизан много, они захватили часть города, и нам надо выбираться на окраину, к лесу. Я знаю куда. Держитесь за мной и останетесь живы.
Сосновский пополз между кучами битого кирпича, по развороченной земле. Он полз очень осторожно и внимательно осматривался. Шанс быть убитым партизанами был велик. Глупая смерть и очень вредная для их задания. Немец со стонами и проклятиями полз следом, старательно прижимаясь к камням. Жить ему хотелось, очень хотелось, и вел он себя поэтому как надо. Добравшись до конца разрушенной улицы, где в воздухе было уже меньше пыли, Сосновский помог немцу подняться, забросил его руку себе на плечо и быстро перетащил ослабевшего спутника на другую сторону дороги. Здесь, между сараями, сгоревшими заборами и воронками, он потащил раненого через кустарник подальше от окраины города. На опушке леса Сосновский снова оглянулся. Он видел, как к месту боя летят мотоциклы, как двигается немецкий бронетранспортер и грузовики с солдатами, но говорить об этом раненому не стоило. И видеть этого он не должен. Сосновский поспешно потащил немца в лес и минут через десять на полянке уложил его на землю, усыпанную толстым слоем хвои.
– Уф, – Михаил упал рядом с немцем на землю, тяжело дыша и вытирая ладонью лоб. – Ну, так кто вы, мой друг по несчастью?
– Унтерштурмфюрер Рихард Кранц. Я сотрудник четвертого отдела РСХА.
– Гестапо, – понимающе кивнул Сосновский. – Ну, давайте я вас перевяжу, Рихард.