Они отошли от дороги на несколько километров, а затем, на дне большого оврага усадив пленника на землю, Шелестов включил карманный фонарик и осветил им лицо немца. Школьная программа немецкого языка и словарный запас, пополненный во время войны, позволяли ему задать несколько понятных вопросов этому человеку.
– Назовите свое имя, – приказал Шелестов по-немецки.
– Не стреляйте, – взмолился немец. – Меня зовут Майснер. Карл Майснер. Вы партизаны?
– Что вы там искали? – проигнорировав вопрос немца, спросил Шелестов, присматриваясь к шраму на виске у пленника.
– Я не нацист, – заговорил немец, – меня арестовали. Меня могут расстрелять. Я сбежал и прячусь.
– Я вас убью, если вы будете кричать. Вы пойдете с нами.
До города они добрались лишь под утро. Сосновский и Коган ждали на базе. Они обрадовались, когда Шелестов и Буторин наконец появились. Оба бросились было обнимать и хлопать товарищей по спинам, но тут увидели, что те пришли не одни.
– Это еще кто? – удивился Сосновский и немного выкрутил фитиль керосиновой лампы.
Немец прикрыл глаза от яркого света. Коган присвистнул от удивления, сразу поняв, кто перед ним. Шелестов подтолкнул немца вперед к лавке и велел садиться.
– Дайте чего-нибудь пожрать, ребята, – попросил он.
– Всем? – спросил Сосновский. – И ему тоже? Кто это?
– Судя по всему и по его признанию, это Карл Майснер, – ответил Буторин, сидевший на лавке у двери. Он вытянул ноги, наслаждаясь отдыхом. – Мы его взяли, когда он шлялся вдоль дороги по лесу в том месте, где и произошел тот злосчастный бой и когда пропал портфель. Давай, включайся, лингвист! Поговорим с ним. Не врет ли.
И пока Коган подогревал чайник на самодельном очаге, Сосновский начал допрос. Майснер точно ответил: где, в какой части и в какой должности он служил. Когда, во сколько и в каком месте сбежал от охраны во время нападения партизан. И где его держали с другими арестованными, кто выжил во время боя, когда пропали важные документы.
– Мы прибыли сюда специально, чтобы освободить вас из-под ареста, – сказал Сосновский. – Советскому командованию нужен тот портфель с документами, который не удалось захватить нашим разведчикам. Группа погибла, как вы знаете, а портфель пропал. Где он? Вы знаете?
– Я просто немецкий солдат, – заговорил Масйнер, – я даже не нацист. Меня призвали в армию, и, как гражданин, я исполнил воинский долг в соответствии с конституцией. Вы меня будете осуждать за это?
– Вы не солдат, вы унтер-офицер, – напомнил Сосновский. – Я могу вам напомнить про вербовку вас советским разведчиком еще в прошлом году. Вы дали согласие работать на советскую разведку. Пришло время активных действий. Где портфель с документами?
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – пожал Майснер плечами.
– Не валяйте дурака, – усмехнулся Михаил. – Советский разведчик вышел на связь, и вы по его заданию подменили водителя в машине адъютанта командующего группой армий «Центр». Вы заняли его место в машине, вы везли генерала из Рославля, забрав его на военном аэродроме. Вы, когда началось нападение перед въездом в Брянск, застрелили в упор из пистолета генерала, нашли в его кармане ключ, отстегнули цепочку и скрылись с портфелем. Было бы проще, если бы вам задавал вопросы тот самый разведчик, который вас вербовал. Но капитан Алексей Анохин погиб в оккупированном Брянске, когда пошел на контакт со связником. Их выследило гестапо, и он погиб, подорвав себя гранатой.
– Я не понимаю, – пробормотал снова Майснер, но уже без прежнего энтузиазма.
– Все ты понимаешь, – заверил Сосновский. – И когда победным маршем в нашу страну шел убивать и насиловать, ты все понимал. И когда по соплям получили в Сталинграде, когда армия ваша стала катиться назад, ты тоже понял, что победы и торжества нацизма не будет. И ты решил переметнуться, жизнь свою купить сотрудничеством с советской разведкой. Правильно, так у тебя будет шанс остаться в живых и вернуться после войны в Германию. А люди все еще гибнут! И подпольщик погиб, и Анохин погиб, и группа, которая атаковала колонну, тоже погибла. А ты тут сидишь и ваньку валяешь перед нами.