Тодд кивает туда, где через равные промежутки времени продолжаются подводные взрывы – совсем близко, в ночной тьме, прорезаемой яркими лучами прожекторов.
– Поэтому мои моторки, – добавляет он, – и просеивают воду по обе стороны заградительных сетей… Если внизу и есть кто живой, ему, должно быть, хуже некуда.
Уилл Моксон показывает на лежащее тело:
– А этот откуда взялся?
– Давай глянем.
Кампелло замечает, что Тодд особенно внимательно осматривает дыхательный аппарат на груди погибшего. Каждый предмет, прежде чем снять его с водолаза, Тодд ощупывает и разглядывает: пояс, нож, часы, глубиномер. Он вытаскивает из кармана перочинный нож, разрезает мокрый резиновый костюм от шеи к низу и обнаруживает под ним серо-голубой рабочий комбинезон со звездочками на концах воротника.
– Итальянец, – утвердительно говорит он.
Он достает удостоверение личности в клеенчатом чехле и подносит к глазам, а Моксон светит ему фонариком.
– «Secondo nocchière Longo, Ettore, – читает он вслух. – Regia Marina».
– Второй рулевой, – говорит Моксон. – В нашей армии был бы капрал.
Тодд кивает, задумчиво глядя на тело. Очень внимательно и очень серьезно. Затем Кампелло видит нечто странное: положив в карман удостоверение личности погибшего, старший лейтенант протягивает руку к его лицу и закрывает прикрытые глаза покойника движением, исполненным дружеского участия. Этот почти братский жест удивляет полицейского.
– Он пришел издалека, – слышит он слова Тодда.
Такие речи не очень подходят мужчине-победителю. Теперь глухо слышатся далекие, но более сильные взрывы на юге темнеющей бухты. Это глубинные бомбы, которые бросают с двух корветов, охотящихся за возможной вражеской подводной лодкой, откуда сошел водолаз. С Центрального волнореза и с Южного мола лучи прожекторов продолжают бороздить акваторию порта. Тодд выпрямляется, держа в руках часы покойника.
– Уносите его, – приказывает он морским пехотинцам.
Несколько человек поднимают тело и удаляются между горами угля, которые высятся на молу. В неверном свете фонарика Уилла Моксона Кампелло замечает, что они забыли на земле нож итальянца. Он нагибается, будто бы собираясь завязать шнурок, берет нож и прячет. Нож еще мокрый, и Кампелло чувствует, как от холодной соленой воды намокает карман.
Лучи прожекторов скользят по воде, в восьми метрах над их головами. Этот рассеянный свет превращает пространство, где кружит майале с двумя членами экипажа, в темную, зеленоватую, смутно освещенную сферу, и она вздрагивает через равные интервалы от ударной волны глубинных бомб, взрывающихся поблизости. Порой свет добивает до самого дна с его нагромождениями водорослей и тины, и Дженнаро Скуарчалупо ясно видит голову и спину своего товарища Тезео Ломбардо и резиновые ремешки маски у него на затылке; Ломбардо наклоняется к панели управления и на четвертой скорости осуществляет маневр, который должен увести их от рокота винтов на поверхности и от бомб, которые бросают куда попало.
Скуарчалупо вцепился в поручень, изогнувшись всем телом от напряжения; он не знает, что произошло с майале капитан-лейтенанта Маццантини и Этторе Лонго. Невозможно понять, проникли те в акваторию порта, или их схватили враги, или они, как и Скуарчалупо с Тезео, пытаются увернуться от бомб. Последний раз Скуарчалупо видел их два часа назад, когда, надев защитные маски, экипажи разделились и погрузились на глубину, где каждый должен был действовать по своему усмотрению. Прошло полчаса, и затем Ломбардо вынырнул на поверхность, чтобы сориентироваться. Темная, долгая полоса мола Карбон в кабельтове от них; фонарь на молу был погашен, как и все другие огни в порту, однако узнавался по подъемным кранам под громадой Пеньона. Ломбардо и Скуарчалупо решили погрузиться на восемь метров, на второй скорости идти на юг и отыскать заградительную сетку у ближайшего входа в порт.
Но им не повезло. Когда они на нее наткнулись, ее невозможно было поднять, так как она была зарыта в дно; специальными ножницами они не смогли разрезать кольца, а вести майале по верху, между буйками, было рискованно. Некоторое время повозившись в кромешной темноте, общаясь только похлопыванием друг друга по плечу, они отказались от идеи попасть в порт. Вода, проникавшая сквозь водолазный костюм Скуарчалупо, успела намочить комбинезон внутри – старший матрос трясся от холода и страдал от мучительных судорог в ногах, не говоря уже о том, что складки резинового костюма натирали влажную кожу. Оба водолаза ушли от сетки на пределе физических сил, и Ломбардо взял курс параллельно молу, на север, в поисках запасной цели. И тут разверзся ад: яркие лучи прожекторов на воде, рокот винтов, взрывы глубинных бомб совсем близко. Взрывная волна и давление воды на грудь и барабанные перепонки глухими ударами отдаются в животе.
Скуарчалупо думает – когда напряжение немного ослабевает и думать удается; хорошо, что напряжение словно отодвигает страх, не то назад, не то вперед, – так вот, он думает, что вся эта суматоха не из-за них. Не за ними гоняются англичане. Иначе их с Ломбардо, скорее всего, уже обнаружили бы и они стали бы либо пленниками, либо покойниками. Возможно, англичане засекли Маццантини и Лонго звукоулавливателями, установленными на молу и моторках, или вычислили их по свечению в воде и теперь за ними охотятся. Так или иначе, неаполитанец слепо доверяет своему командиру. Деликатный человек, на суше даже порой застенчивый, Тезео Ломбардо не имеет ничего общего с несгибаемым бойцом, каким становится в море. Скуарчалупо знаком с его мастерством и хладнокровием со времен тренировок в Бокка-ди-Серкьо и в Специи, где оба они многому научились и многое претерпели. Когда приходит время действовать, у Ломбардо сужаются зрачки, улыбка исчезает и дельфин превращается в акулу. Скуарчалупо не видит сейчас лица своего товарища, но знает, что выражение у него именно такое: охотник в засаде, отвечающий за то, что они оба останутся живыми, а майале неповрежденной, потому что он уведет их от английских патрулей, чтобы потом попытаться снова. Снова пойти в атаку.
Засунув руки в карманы плаща, принадлежавшего ее мужу, и повязав голову шелковым платком, Елена Арбуэс смотрит на колебание прожекторов, которые то затухают, то разгораются под темной громадой Пеньона. Лабрадорша Арго беспокойно носится по пляжу, и лучи то и дело попадают на нее, высвечивая на фоне темной бухты. Вблизи от пустынного берега, на фоне далеких огней, корабли, неподвижно стоящие на якоре, выступают из темноты, похожие на очертания каких-то жестяных призраков.