– Что могло произойти с Маццантини и Лонго? – размышляет он. – Может, вся эта суматоха из-за них.
– Значит, они вошли в порт.
– Что бы там ни было, только бы им удалось уйти.
– Конечно… Они ребята опытные.
– Да.
Правую ногу Скуарчалупо вновь сводит, и он сжимает зубы, чтобы не застонать. Слегка уходит под воду, растирает икру обеими руками и снова выныривает, отплевываясь.
– Все в порядке, Дженна? – спрашивает Ломбардо.
– Да, нормально.
– Готов к атаке?
– Разумеется.
Какое-то время они изучают корабли, стоящие на якоре, и отмечают их координаты на ручных компасах.
– Вон тот, на сто двадцать градусов, – решает Ломбардо. – Подойдем с теневой стороны.
Они надевают маски и, вновь ощущая давление на барабанные перепонки, опускаются в темноту, где стоит майале. Через пять минут они на второй скорости уже плывут на юго-восток. Склонившись над стальным поручнем, чтобы уменьшить сопротивление воды, Скуарчалупо замечает, что встречное течение тормозит торпеду и потому его товарищ включает третью скорость. Наконец они осторожно всплывают поблизости от цели, в тени, которую судно отбрасывает от освещенной огнями Ла-Линеа.
К большому сожалению Скуарчалупо, название на корме, которое им удается прочитать, принадлежит судну, вышедшему со стапелей в Генуе: это «Эраклея», торговое судно, захвачено англичанами в начале войны. И хотя теперь на судне развевается вражеский флаг, им обоим не хочется пустить ко дну частицу Италии; они решают направиться к другому большому судну, размерами похожему на «Либерти», у которого водоизмещение семь или восемь тысяч тонн. В двустах метрах от него они вновь погружаются и начинают операцию.
Они проделывали это много раз и действуют почти инстинктивно. На последнем отрезке пути идут медленно, чтобы не наделать шума, натолкнувшись на подводную часть вражеского корабля, который вдруг появляется из темноты моря, точно спящее чудовище. Корпус опустился в воду почти по ватерлинию – значит, судно нагружено до предела. Ломбардо направляет майале к корме, ближе к винтам, где Скуарчалупо очищает от налипших ракушек крыло стабилизатора на правом борту. Глубина метров пятнадцать, прикидывает он.
Операция тяжела: майале оправдывает свое прозвище и сохранять остойчивость не желает, а течение такое сильное, что грозит сбросить водолазов. Пока Ломбардо крепко сжимает ногами бока торпеды, Скуарчалупо покидает свое место и на лопасти винта закрепляет кабель, на котором разместится взрывчатка; затем пропускает его через металлическое кольцо съемной капсулы, на ощупь проплывает под килем и закрепляет другой конец кабеля на противоположной лопасти. Затем он возвращается к майале, откручивает болт, освобождая взрывчатку, нос торпеды скользит по кабелю, и под корпусом корабля повисают двести тридцать кило тротила. Поставив взрыватель на нужное время, Скуарчалупо забирается на майале, трогает товарища за плечо, и они удаляются на максимальной скорости.
Через полчаса, уже почти без кислорода в ребризерах, они всплывают, держа курс на красный свет фонаря на молу Альхесираса.
Гарри Кампелло и Уилл Моксон сидят у подъемного крана на молу Карбон, свесив ноги над водой; они видят, как Рой Тодд всплывает и взбирается в моторку, пришвартованную внизу. С лодки матрос светит ему керосиновой лампой.
– Сетка не тронута, – говорит Тодд, пытаясь отдышаться после погружения. – В порт никто не прошел.
Он снимает водолазную маску и вешает ее себе на грудь. На нем нет костюма для погружения, какой был на мертвом итальянце: британские водолазы на Гибралтаре обходятся без них. Тодд, бросив ласты на дно лодки, забирается на мол; намокшие от воды рубашка и шорты облепляют его тело. Матрос ставит лампу и подает ему полотенце.