Его слова вызвали покачивание головой и улыбку, которая говорила сама за себя. Апаулина подошла к деревянной вешалке позади своего рабочего стола, где на колышках висело множество предметов одежды, и сняла с нее белый пиджак. Она повернула его, чтобы показать, что золотые пуговицы были пришиты. ДеКей снова замер, поглощенный воспоминаниями. Пока он молчал, Апаулина вновь нахмурилась, вспоминая слова, но покачала головой и сказала:
—
Она принесла пиджак ДеКею, тот взял его и сказал:
— Спасибо. — Оглядевшись, он понял, чего здесь не хватает. — А где Таури?
— Таури? Там. — Она сделала паузу, вспоминая слова, и пояснила: — Играет.
— Она ваша дочь?
— Дочь? А,
— А где Марианна?
— Марианна… умерла.
Голгоф? Он вспомнил это слово. Кажется, он слышал его от Мэтью Корбетта. Мэтью ведь сказал что-то про голгофа? Разве нет?
— Что такое голгоф? — спросил он.
Вопрос, судя по всему, был понятен Апаулине. Ее лицо омрачилось.
— Ах, голгоф… — Ей потребовалось мгновение, чтобы вспомнить слова. — Голгоф…
Он понял значение этого слова.
— Разрушитель? Но… каким образом?
Она собиралась ответить, но покачала головой.
— Не думать об этом. Голгоф проснуться, но не думать об этом. Только этот день…
Облака разошлись, и снова выглянуло солнце.
Апаулина потянулась к лицу ДеКея, и он инстинктивно отпрянул, думая, что она хочет прикоснуться к маске.