Всё-таки гражданская война – страшная вещь. Если бы мы взяли иностранный город, так все бы понимали, что здесь живут такие же люди, как они, только говорящие на другом языке. А вот победители в гражданской войне занимают город, наполненный изменниками, предателями, негодяями. Хотя в большинстве случаев это совсем не так, потому что жизнь сложнее, но война сильно упрощает понятия. Работал на драконов? Значит ты подлец.
Может быть Бибрику и полезно было, чтобы белые его слегка встряхнули и чтобы бюргеры почувствовали, что власть принадлежит победителям, от которых они теперь не могут ничего требовать, а могут только просить. Но через три дня мы со Стратоником решили прекратить эту вакханалию. Ордену и всем вооружённым подразделениям было приказано покинуть столицу, встав лагерем в пяти километрах от неё. Не все и не сразу приняли этот приказ всерьёз. Тогда было объявлено, что любой, кто не последует в загородный лагерь будет считаться дезертиром и по законам военного времени казнён. Нескольких сержантов, посылавших подальше всех подряд, командоры зарубили на месте, остальные поняли, что шутки кончились.
В загородном лагере Орден вскоре был разделён на корпуса, которые отбыли в свои провинции. Но проблемы, возникшие в день победы, только начались. Некоторое количество военных вышло в отставку, и поселились в столице, год за годом они никак не могли напраздноваться. Их буйство могло соперничать только с их высокомерием. В своё время они были далеко не самыми храбрыми бойцами и при ближайшем рассмотрении всегда оказывалось, что никаких особых заслуг за ними нет, но именно они-то теперь и изображали из себя беззаветных героев, которым можно всё.
Ветеранам никто не мог слова поперёк сказать, они могли избить любого человека посреди улицы, могли зайти в трактир и потребовать себе бесплатной выпивки, могли обложить данью торговца под угрозой разнести его лавку. Городская стража поневоле относилась снисходительно к проделкам «белых героев», потому что порою доставалось и страже. Если иной ветеран рычал на стражника: «Крыса тыловая! Морда красная! Расскажи-ка, чем ты занимался при драконах?», то стражнику чаще всего приходилось отпускать дебоширов и только что не извинятся перед ними. Столица выла от ветеранов, но всё ещё успокаивала себя словами: «Всё-таки они кровь за нас проливали».
После победы мы объявили амнистию всем, кто служил драконам, но не совершал на службе у них преступлений. Тех, кто издевался над мирным населением, участвовал в пытках и казнях, а после победы пытался прикинуться мирной овечкой, мы выявляли, судили и чаще всего отправляли на рудники на разные сроки. Казнили крайне редко, кровью все уже были сыты по горло. Но ветераны тиранили и третировали всех, кто при драконах работал, получал от них вознаграждения, и не пытался бунтовать, и уж тем более всех, кто носил красный плащ. Иной красный за всю войну меча не обнажил, таких мы простили, предложив интегрироваться в новую жизнь на равных правах со всеми, но ветераны страшно доставали бывших красных. «Не забудем, не простим».
Стратоник не раз собирал ветеранов и делал им грозные внушения, требуя прекратить бесчинства и оставить бывших красных в покое. Те молча слушали, кивали и при этом криво ухмылялись. И наглели всё больше и больше. Они уже привыкли к тому, что за побои, за погромы, за вымогательства с них никто строго не спрашивает, их максимум штрафовали, а они ещё потом и выколачивали из своих жертв сумму, необходимую для уплаты штрафа, так что жаловаться на ветеранов перестали вообще, и они окончательно обнаглели.
Однажды одного трактирщика поутру нашли в его заведении зарезанным, а на лбу у него кинжалом были вырезаны слова: «Красная сволочь». Вся вина этого безобидного старика состояла в том, что при драконах он не закрыл свой трактир, и к нему частенько заходили комиссары пропустить по стаканчику. Но старик держал трактир и до драконов, и после них, оставаясь совершенно вне политики, просто занимаясь тем единственным делом, которым он мог заниматься. Надпись на лбу несчастного четко указывала на убийц, но это оказалось ещё не самым большим цинизмом. Перед смертью трактирщик завещал свой трактир одному из ветеранов, при том, что у него были жена, двое взрослых сыновей и пятеро внуков.
До той поры Стратоник относился к ветеранам снисходительно, хоть и порыкивал на них, но относительно добродушно. Он не мог сурово наказывать своих боевых товарищей. Но тут в нём что-то сломалось и, пригласив к себе десяток ветеранских лидеров, заговорил с ними уже по-другому.
– Которому из вас трактирщик завещал своё заведение?
– Ну мне… – нагло ухмыльнулся один толстяк в сержантском плаще.
– А ты не знаешь, почему он завещал трактир тебе, а не жене и сыновьям?
– Так я же это… кровь за него проливал. Ну и он того… из благодарности, – сержант продолжал нагло ухмыляться.
– Кровь, говоришь, проливал… У меня очень хорошая память на лица, а твоей рожи я что-то не припомню.
– Так я в обозе служил.
– А… Так ты крыса обозная… И много ты крови пролил, на телегах катаясь?
– Я, между прочим, рисковал наравне со всеми, был ранен стрелою в ногу.
– Ну это какая кровь… А вот сейчас будет кровь, – Стратоник резко ударил своим огромным кулаком в нос ветерана, буквально расплющив его. Хлынула кровь, ветеран завизжал, схватившись за лицо руками.
Это было для всех настолько неожиданно, что остальные ветераны сжались и не могли выговорить ни слова. Наконец, один из них с трудом выдавил:
– Ты что творишь, магистр… Ты не имеешь права…
– Права, конечно, не имею. Но имею возможность. Я же белый герой, мне всё можно и никто меня не накажет.
ebooksa