– София, я получил сообщение, которое ты оставила. Что ты делаешь?
– Извини, Хьюго. Ты можешь меня простить? Возможно, я больше никогда ее не увижу. Я хочу, чтобы она поняла, если у меня получится.
– Она никогда не летала на воздушном аппарате. Это безрассудство…
– Перед тем как взлететь, я позаботилась о том, чтобы аккумулятор был полностью заряжен. И я обещаю следить за тем, сколько энергии мы израсходовали. – Мама смотрит на меня. – Я не стану подвергать ее жизнь опасности.
– Как только заметят исчезновение аппарата, у тебя начнутся неприятности.
– Я попросила о творческом отпуске в воздухе, и мне разрешили, – с улыбкой думает мама. – Ну разве можно было не исполнить последнее желание умирающей?
Какое-то время коммутатор молчит, затем снова приходят мысли папы.
– Ну почему я никогда не могу подумать тебе «нет»? Долго вы еще будете летать? Рене не пропустит школу?
– Возможно, путешествие получится долгим. Но оно того стоит. С тобой Рене будет целую вечность. А я просто хочу за то время, что мне осталось, получить хоть кусочек.
– Будь осторожна, София. Рене, я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю, папа.
Быть загруженным в транспортное средство – мало кто из людей испытывал эти ощущения. Начнем с того, что машин очень мало. Энергии, необходимой всего одному летательному аппарату на день полетов, достаточно, чтобы весь Центр данных работал целый час. А сохранение человечества является первоочередной задачей.
Поэтому только операторы системы обслуживания, и ремонтные роботы делают это регулярно, а большинство уроженцев цифрового мира неохотно идут на такую работу. Например, меня до настоящего времени совершенно не привлекала загрузка куда бы то ни было. Однако сейчас, когда я здесь, я испытываю ни с чем не сравнимый восторг. Должно быть, это во мне говорит какая-то частица Древних, унаследованная от мамы.
Мы пролетаем над морем, а затем над диким европейским лесом из высоченных дубов, сосен и елей, с небольшими проплешинами лугов, на которых пасутся стада животных. Мама показывает мне их и говорит, как они называются: зубры, маралы, тарпаны, лоси.
– Всего каких-нибудь пятьсот лет назад, – думает мама, – все это были обработанные поля, заполненные клонами нескольких симбиозных растений, зависящих от человека. Вся эта инфраструктура, ресурсы целой планеты расходовались на то, чтобы поддержать лишь несколько миллиардов человек.
Я недоверчиво смотрю на маму.
– Видишь тот холм вдалеке, на котором пасутся олени? Это был большой город Москва – до того как его затопила Москва-река, похоронив все под слоем ила. Есть стихотворение одного Древнего по фамилии Оден, умершего задолго до Сингулярности. Оно называется «Падение Рима».
Мама делится со мной образами этого стихотворения: стада оленей, золотистые поля, опустевшие города, дождь, нескончаемый дождь, ласкающий покинутую скорлупу мира.
– Красиво, правда?
Я получаю удовольствие, но затем думаю, что, может быть, мне не следует этого делать. В конце концов, мама ведь улетит, и я должна злиться на нее. Быть может, маму побуждает к этому любовь к полетам, ощущения физического мира?