Течение неба : Христианство как опасное путешествие навсегда

22
18
20
22
24
26
28
30

Изложение это обращено к специфической аудитории, у которой много второстепенных примет, но, пожалуй, два признака определяющих: главный интерес в жизни связан со смыслом самой жизни (или смерти) + сведенный к минимуму инстинкт самосохранения. Именно этой аудитории мне хотелось показать, что Православие — это и не «Батюшка, благословите», и не «Поэтика византийской литературы».

[Написано в 2000 году]

Предисловие

Отвечать на всякие серьезные вопросы в стиле «как мне кажется» и «как я думаю» — было бы с моей стороны смех и, главным образом, грех. Ничего я не думаю и ничего мне не кажется. Если веришь — то тут уже не «кажется», а догматика. Так что, пожалуйста, получите догматику.

Флоренский как-то написал про догматику какую-то поэтическую чушь, приблизительно так: догмат — золотая формула бытия на… (чём-то; совершенно не могу вспомнить, какое это он назвал место) вечности. Думать, что догмат — это формула, будет очень грубой ошибкой [сплошной такой ошибкой является вся так называемая «богословская наука» духовных академий, которая пережевывает эти самые формулы, так что они лезут у нее из ушей].

Среди важнейших «формул» (т. е. формулировок догматов) можно назвать такие, которые были придуманы еретиками, затем были переосмыслены и взяты на вооружение православными, а затем опять были переосмыслены новыми еретиками, а православными — оставлены. Догмат — это учение Церкви, а значит, это не та или иная формула, а та реальность, на которую указывается с помощью формул. Причем эти формулы приходится все время «освежать», иначе они осыпаются, как старые надписи и фрески. Формулы и соответствуют своим реальностям именно как иконы — выполненные в словесном материале; этот материал тоже может портиться, хотя и не так быстро, как дерево и краски. Формулы веры изменчивы, а вера неизменна — это ясно, потому что реальность Вечности меняться не может. (Впрочем, в известном смысле — «может»; просто, сказав «не может», я уже употребил формулу — хорошую, но, как всякая формула, ограниченную).

Формулы нужны постольку, поскольку они указывают на реальность, без которой и вне которой они и вообще не могут быть поняты.

Хватит предисловий, поговорим о реальностях.

Беседа 1

Из-за чего сыр-бор

(или, как любят выражаться богословы, Cur Deus homo? — название абсолютно еретического, с православной точки зрения, трактата Ансельма Кентерберийского (XII в.) «Зачем Бог стал человеком?»)

Возьмите любую (т. е. благоглупостную) православную книжку. Ответ получите сразу. Он сведется к следующему: «Бог стал человеком, чтобы человек стал хорошим человеком». Вам хочется быть «хорошим человеком»? Мне — нет, в чем бы эта «хорошесть» ни состояла. Если уж все равно надо быть человеком, то я бы лучше постарался стать таким человеком, каким я сам хочу, а не таким, чтобы кто-то там (даже и Бог) считал бы меня «хорошим». А если бы я еще сильнее призадумался, то я и вообще не нашел бы в идее «человека» (какого бы то ни было, «человека вообще») ничего такого, ради чего стоило бы жить, даже при условии бессмертия: бессмысленное не приобретет смысла, если станет бесконечно длинным… Такая картинка Рая — в виде бесконечно длящегося и бесконечно счастливого человеческого существования — начинает сильно смахивать на магометанские мечтания о загробном блаженстве. Но у мусульман — возведенные в бесконечную степень обычные физиологические «удовольствия», а у христиан выходит что-то ближе к психоделии: какого-то особого рода кайфы, не встречающиеся в обыденной жизни (тот самый «психоделический рай», от которого отказалась Янка Дягилева!). Тут невольно подумаешь, что в мусульманах есть все-таки что-то здоровое.

Поэтому не надо читать всякую «православную» макулатуру. Не надо питаться на помойках. Надо питаться простой, здоровой, хотя иногда и грубоватой и тяжеловатой для усвоения пищей. Таковы святые отцы, которые писали об учении Церкви не потому, что были назначены на какие-нибудь должности, а потому что сами стали первоисточником учения Церкви: в них вполне совершилась настоящая цель воплощения Христова, которую они сами сформулировали так:

«Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом».

Тогда все сразу становится на свои места. Бог — абсолютен и поэтому не только не требует никакого другого «смысла» для оправдания Своего существования, но, наоборот, Сам дает смысл всему, что имеет смысл. Смысл творения человека в том и состоял, чтобы человек стал Богом. Разумеется, стать Богом именно так, чтобы при этом не перестать быть человеком (а иначе зачем было во обще человека создавать). Как такое возможно? Именно так, как зеркально противоположное совершилось во Христе (когда Бог стал человеком, не перестав быть Богом), и именно благодаря тому, что во Христе это совершилось.

Задача стать Богом никогда, даже независимо от грехопадения, не была для человека исполнимой. Поэтому воплощение Божие совершилось бы в любом случае — независимо от того, было или нет грехопадение Адама и Евы. Хотя, конечно, если бы грехопадения не было (теоретически такая ситуация была вполне возможна, поскольку грех был свободным выбором прародителей: они могли бы выбрать другое), то обстоятельства Боговоплощения были бы совершенно иными: не было бы ни Креста, ни смерти, ни воскресения.

Бытие Богом — это не бесконечность ограниченного человеческого существования, а настоящая вечность: не имеющая не только конца, но и начала. Это вообще не время (свойственное только материальному мipy), в котором, по определению, различаются прошлое, настоящее и будущее. Бог — нетварный, и поэтому тварный по своей природе человек, соединяясь с нетварным по Своей природе Богом, становится нетварным сам. Так что, как зарифмовал это св. Иоанн Дамаскин (VIII в.), «у Фео́с сарку́тэ, алла́ саркс феу́тэ» — «не Бог оплочивается, но плоть обоживается».

Отсюда понятно, почему Бог не мог сразу сотворить человека таким, каким Он его задумал. Нельзя сотворить нетварного; нельзя сделать Богом помимо желания (а сотворяют или рождают разумных существ — без всяких церемоний, не спрашивая их желания). Бог сотворил, строго говоря, полуфабрикат человека, а не вполне человека (ап. Павел употребляет похожее выражение: он говорит о цели христианской жизни как достижении «меры возраста духовного»; таким образом, не достигший этой меры человек — как бы не взрослый).

Выбирать, становиться Богом или нет, зависело от этого самого человека, от «полуфабриката», то бишь. В случае выбора «становиться» должно было произойти Боговоплощение. Так и вышло, хотя после длительных приключений. Окончательное «да» за весь человеческий род сказала Богородица (ответившая ангелу «Се, раба Господня, буди Ми по глаголу твоему [Вот, Я — раба Господня, и пусть со Мной будет так, как ты сказал]» — этими словами Она согласилась на Боговоплощение). После Нее, однако, каждый человек должен еще повторить это «да» лично за себя. Разумеется, никто никого не заставляет, — кто не хочет, может не повторять, как это и случается чаще всего.

Как выразился св. Иоанн Златоуст (IV в.) о Закхее, забравшемся на дерево, чтобы через толпу разглядеть Иисуса, после чего Иисус заметил его и пришел к нему домой: он поднялся к небу на пару метров, и само небо сошло в его дом. Таков приблизительно «механизм» этого становления Богом — как его обычно называют, обожения, или, еще одно название, — спасения. (Не надо думать, что «спасение» в православном смысле слова состоит в чем-то, кроме обожения: «спасение есть не иное что, как обожение спасаемых», — вот классическое определение, данное св. Дионисием Ареопагитом.)