Летом сорок второго

22
18
20
22
24
26
28
30

– Так мы оружие не будем брать, – настаивал Виктор, – может, консервы достанем.

Линия немецкой обороны пока еще неплотно опоясала село, и ребята свободно покинули Белогорье. Выйдя на луг, они сразу почуяли запах разлагавшихся трупов. В траве попадались погибшие. Тех мертвецов, что не успели убрать белогорцы в первой половине дня 7 июля, жители убирали потом по приказу оккупантов. Немцы опасались вспышки инфекций, всех павших с улиц Белогорья крестьяне погребли. Но беженцы, что погибли в Донской прибрежной полосе, за пределами села, так и лежали неубранными. Когда дул восточный ветер, в село залетал противный дух тления.

Перейдя луг, ребята оказались у Дона, оттуда рукой подать до дубового леса. Они подошли к первой полуторке, открыв дверцу, заглянули внутрь. В кабине шофера царило армейское единообразие. Лишь в левом верхнем углу лобового стекла бывший владелец машины позволил себе маленькую вольность: вырезанный из журнала портрет актрисы Орловой. За сиденьем Володька обнаружил кавалерийский карабин. В кузове оказались ящики с табаком. Раскрыв один из них, ребята взяли по осьмушке солдатской махорки. В другой машине обнаружили нательное армейское белье и новенькую зеленую форму. Каждый взял по паре того и другого. Продуктов не было. Довольные тем, что удалось добыть, они вернулись в село.

Картофельные наделы, там, где их не достало пламя пожаров, пестрели фиолетовыми цветками, ветви вишен от изобилия ягод клонились к земле. Ребята шли вдоль Кошелевой горой, по бывшей Малой улице, которая теперь носила гордое имя Ленина, высматривали нетронутый пожаром огород.

У обочины их встретил немолодой немец, затянутый в ремни амуниции.

– Halt[14], – негромко скомандовал он.

Ребята покорно подошли. Сняв пилотку и обнажив белую незагоревшую плешь, немец вытер ею катившийся по шее пот и указал на мешки:

– Was ist das?[15]

– Чего? – переспросил Володька.

– Was gibt’s in den Taschen?[16] – громче сказал немец, теряя терпение.

– Одежда, – догадавшись, ответил Мишка.

– Schneiden sie[17], – велел немец, развернув ладони вверх.

Ребята опустились на корточки, развязали свои ноши, достали оттуда армейские штаны и гимнастерки.

– Partizanen, – не то спрашивал, не то утверждал немец.

Затем неторопливо полез в нагрудный карман мундира, извлек оттуда серебряный портсигар с гравировкой социалистической звезды, серпа и молота, очевидно, взятый у убитого комиссара или пленного командира. Достав сигарету, немец неторопливо закурил и, ухмыляясь, выпустил струю дыма. Интересно, вел бы он себя так же хладнокровно, будь перед ним настоящие партизаны?

Сняв с плеча винтовку, немец указал стволом направление и выдал по-русски:

– Иди.

На Хвостовке солдат завел их во двор, заставленный оседланными лошадьми. Оставив пленников на улице, пошел на доклад.

– Скрынькина хата, – сказал Виктор.

– Штаб у них тут, что ли? – предположил Мишка.