Летом сорок второго

22
18
20
22
24
26
28
30

Это были не последние гости с Апеннинского полуострова. Немного погодя группа таких же юнцов снова ввалилась в хату. Одному из них было совсем худо. Он жалобно стонал, поддерживаемый под руки товарищами. Его усадили на ослон[43], стали стаскивать с ног задеревеневшие на морозе кожаные башмаки. Когда это удалось, все увидели раздутые ступни с почерневшими пальцами. Один из альпийцев стал перед Ольгой Гавриловной на колени, затараторил:

– Cara zia, imploro aiutare il mio amico! Dovete salvarlo! Suo padre era un membro del partito comunista, ei fratelli andò ai partigiani sloveni![44]

– Perché mentire, Ricco? Lei continua a non capire voi[45], – угрюмо сказал другой.

Ольга Гавриловна отпорола у своей телогрейки рукава, одела их на обмороженные ступни итальянца и плотно закрутила обрывками веревки. Альпийцы стали знаками спрашивать, в какую сторону прошли их подразделения. Тамара позвала из сарая Виктора, и Ольга Гавриловна велела сыну:

– Выведи их, покажи дорогу на Гончаровку. Хай тикают с Богом…

Виктор через огороды и сады вывел итальянцев к опушке рощи, за которой шла дорога. В десяти шагах от тропинки, по которой Виктор вел альпийцев, у ствола мощного дуба вдруг зашевелился сугроб, оттуда показались два человека в белых маскировочных костюмах. Направив оружие на итальянцев, один из них громко крикнул:

– Кто такие?

Все остановились. Виктор нерешительно пробормотал:

– Да заблудились вот… дорогу показываю…

– Уйди в сторону, пацан, – уже спокойно сказал солдат.

Виктор ступил на целинный нехоженый снег и прошагал с десяток метров. Солдат установил поудобнее ручной пулемет, резанул по итальянцам, свалив всех одной ловкой очередью. Облако перегоревшего пороха медленно проплыло над их рухнувшими телами. Разведчики вылезли из сугроба и, прицепив к валенкам лыжи и тихо переговариваясь, ушли вглубь рощи.

Виктор провожал лыжников взглядом, про себя размышляя: «Подумали перед смертью, что завел я их в засаду. Может, и проклянуть успели…»

Глубокой ночью в окошко к Журавлевым постучали. Ольга, накинув ватник-безрукавку, вышла открывать. В сени вошла худая, изможденная женщина.

– Ольга, прости Христа ради, – тихим голосом начала она, – это я, Новикова. Помнишь, как летом вместе с тобой к Клейсту с поклоном ходили, сынов наших из плена выручать? Пусти переночевать на одну ночь.

– Ты сама или с детьми?

– На улице они…

– Ну, давай их сюда, пусть не мерзнут.

В сени заскочил выводок из трех мальчуганов и двух девочек. Ольга собрала все имеющееся тряпье и постелила несчастной семье на полу у входа.

– Ты хоть скажи, что случилось? – спросила она Новикову.

– Ох, Ольга, ты только не суди меня. Легла я с детками спать, а щеколда об задвижку в сенях так и стучит, так и стучит. Выхожу глядеть – нет никого. И не раз, не два стучало. Я боязливая… Старики сказывали раньше, не к добру это…