А вот их первый совместный поход на каток. Ледяную коробку залили в соседнем дворе, ребятня валила туда валом, но и взрослых хватало. Он, Богданов, выпросил у коллег коньки нужного размера и уговорил Елену встать на лед. Она тогда долго сопротивлялась, твердила, что разучилась и не сможет и шага пройти на коньках, не то что прокатиться. Но они с Артемом ее все же уговорили, и какой замечательный получился вечер! Морозец щипал щеки, легкий снежок сыпал с неба, а они втроем, взявшись за руки, кружили в центре катка. Играла музыка, вокруг мелькали радостные лица, и на сердце было так легко, так спокойно.
Еще один эпизод: они с Еленой и Артемом в палаточном лагере на Яузе. Три дня идиллии в разгар лета. Тогда ему дали целых две недели отпуска без ограничений и требования по первому сигналу прибыть в Москву, и он воспользовался этим правом по полной программе. Рыбалка на Яузе стала завершающим штрихом отдыха. До нее был славный город Сочи, с теплым морем и курортными развлечениями. Потом походы по московским театрам и зоопаркам, а на три оставшихся дня они укатили на Яузу. И, несмотря на жару в непродуваемой палатке, рой комаров, от которого невозможно было избавиться никакими мазями и примочками, отсутствие удобств в виде цивилизованного туалета и душа, неудобоваримую пищу и солнечные ожоги – эта часть отдыха удалась больше всего.
Но самым запоминающимся эпизодом из их с Еленой совместной жизни почему-то стал не радостный, а печальный момент, когда их сын, их ненаглядный Артем, попал в больницу. Резкие боли в животе возникли так внезапно, что когда приехала «Скорая», мальчик уже едва дышал. Самое ужасное оказалось то, что врачи не могли поставить диагноз. Они проводили анализы, просвечивали органы Артема рентгеном, засовывали ему в горло зонд, щупали, трогали, выспрашивали, но причины болезни не находили. А боль не прекращалась.
Тогда Богданов поднял все свои связи, звонил по всем инстанциям и начальникам. Он задействовал даже тех, с кем хотя бы раз пересекался в офицерской столовой, их знакомых и знакомых их знакомых. Жизнь сына висела на волоске, и это был достаточный повод, чтобы потревожить генералов. Благодаря его усилиям, Артема перевели в институт Склифосовского, но и там, после недели обследований, результат оказался нулевым. Врачи разводили руками, давали сыну обезболивающее и предлагали везти его за границу. Но для загранпоездки нужен был допуск, а его Богданову не дали бы ни при каких условиях.
В тот воскресный день они сидели в палате Артема. Сын похудел, дышал с трудом, но продолжал улыбаться. Он радовался тому, что оба, и папа, и мама, рядом. Богданов держал Елену за руку, а она гладила сына по голове и рассказывала ему одну из нескончаемых историй про любимого героя сына господина Растеряшку. Этого героя жена придумала сама, когда Артему едва исполнилось три года. Тогда она решила, что отрицательный, но забавный пример в виде мистера Растеряшки научит сына бережно относиться к вещам.
Пока тянулась история, Артем уснул, а они продолжали сидеть, держась за руки. В какой-то момент Лена посмотрела на Богданова и произнесла: «Если Артема не станет, не бросай меня. Вместе мы его уход переживем». Он хотел начать возражать, пытаться убедить жену, что с мальчиком ничего не случится, что все образуется, но, взглянув в ее глаза, делать этого не стал. Вместо этого он притянул ее к себе и тихо сказал: «Обещаю!» Так они и сидели возле постели умирающего сына час, два, три. И, несмотря на обстоятельства, на душе у обоих было тепло. Печально, но тепло. А через пять часов сын проснулся, не чувствуя боли. Болезнь отступила, боль ушла, и он быстро пошел на поправку. Тогда врачи так и не узнали, в чем была причина болезни, но им с Еленой это было уже не важно. Главное, сын поправился и жизнь наладилась.
Они с Еленой никогда не вспоминали тот день. Никогда не заводили разговор о ее словах, о ее просьбе. Но сейчас, после того как жена сделала свой выбор, сделала первый шаг к разрыву, тот разговор навязчиво приходил на ум Богданову. Что изменилось с тех пор? Почему в самый страшный момент их жизни Елена нуждалась в нем, а теперь вдруг поняла, что легко проживет и без него? Дико, несправедливо и непонятно!
В семь пятнадцать прозвенел звонок телефона. Звонил подполковник Старцев.
– Доброе утро, разбудил?
– Никак нет, товарищ подполковник, я уже не сплю.
– Кто у тебя сейчас в строю?
– Отряд в полном составе, медотводов нет, отпускников нет, штрафников тоже.
– Отлично, майор, потому что через один час тридцать минут всем твоим бойцам следует прибыть на площадь Ильинские Ворота. Там будет ждать автобус.
– Нас отправляют на базу? – догадался Богданов. – Значит, вопрос решился положительно?
– Да, Слава, вы отправляетесь на базу. Я подъеду к двенадцати часам, вводную сам дам.
– Что сказать ребятам?
– Приказ – прибыть на базу в течение двух часов. Этого пока хватит.
– Я понял, Николай Викторович, будем на месте в срок.
Подполковник положил трубку, а Богданов принялся обзванивать бойцов. Спустя десять минут он уже выходил из квартиры. До пункта назначения ему предстояло добираться дольше всех, а опаздывать Богданов не любил. Поправив на плечах лямки серо-коричневого рюкзака из плотной плащевой ткани, он зашагал к станции метро.
Когда требовалось срочно добраться до базы, местом встречи группы служила площадь Ильинские Ворота. Она располагалась между Старой и Новой площадями в Тверском районе, к ней сходились улицы Ильинка и Лубянский проезд. Каждый из бойцов бывал здесь тысячу раз, подпирал ворота, ведущие в сквер, пока дожидался прибытия автобуса. Ворота, в честь которых была названа площадь, давным-давно снесли, не каждый из членов боевой группы «Дон» помнил, как они выглядели, а название осталось. Приезжая на площадь на метро ли, на автобусе, члены боевой группы направлялись к скверу, устраивались перед облюбованным вторым пролетом забора с левой стороны от центрального входа в парк и ждали до тех пор, пока командир не отдаст команду к погрузке.