– Ну, после операции и должно болеть, – без всякого сочувствия отозвался врач. – Ну-ка, что у нас с температурой?
Он посмотрел на листок, привязанный к койке Шубина.
– Так, температура спала, хорошо, – произнес он. – В общем, твои дела, капитан, обстоят неплохо.
– А что со мной было? – задал Шубин вопрос, который уже давно его волновал. – Что у меня с рукой и грудью?
– Ты получил тяжелое осколочное ранение в левую руку, – ответил врач. – Разорваны сухожилия, повреждена кость. Сейчас мы наложили тебе гипс, и еще дня три ты не сможешь пользоваться этой рукой. И ранение в грудь. С ним тебе, можно сказать, повезло: легкое не задето, и кости целы. Так что уже завтра сможешь вставать.
– Завтра, завтра… – повторил за доктором Шубин. – Скажите, а какое сегодня число?
– Ну да, ты же сутки без сознания провалялся, – кивнул врач. – Сегодня 7 августа. Ладно, скажу сестре, чтобы тебе дали аспирина, голова будет меньше болеть. Да и температуру неплохо бы сбить до нормальной. Так, а что у нас здесь? – произнес доктор и перешел к следующей койке.
Шубин откинулся на подушку, стараясь осмыслить полученную информацию. Значит, он не был на фронте уже два дня. Что там произошло за это время? Может, наши уже взяли Зубцов? А может, и сам Ржев? Или Сычевку? И как там без него его рота? Кого назначили командиром вместо него? Правильнее всего было бы назначить Воробьева, но он пока в звании сержанта, и на такую должность его не назначат. «Как только вернусь в часть, первым делом представлю Воробьева к офицерскому званию, – подумал Шубин. – Он это десять раз заслужил. Но все же – что творится на линии фронта?» И он снова погрузился в размышления о положении на передовой.
Вернувшаяся медсестра дала ему таблетку аспирина и велела лежать спокойно и постараться заснуть. Да Шубин и сам чувствовал, что его тянет в сон. Вскоре Шубин погрузился в глубокий сон.
Проснулся он не сам – его разбудили санитары, раздававшие обед. Еда ему точно требовалась! Шубин съел порцию супа, потом еще кашу и попросил добавки. Кое-какая добавка нашлась, и он съел вторую порцию. А затем попробовал встать. С первого раза не получилось – мешала непривычная тяжесть в левой руке, покрытой гипсом, но потом Шубин все же поднялся и сделал несколько шагов по проходу между койками.
Так началась его больничная жизнь. Место умершего соседа слева теперь занимал молоденький лейтенант, находившийся в мрачном настроении. Его мрачность можно было понять: у парня, которого звали Дима, была ампутирована левая нога.
– Кому я теперь такой нужен? – жаловался Дима всей палате и прежде всего своему соседу Шубину. – На танцы не пойдешь, в футбол не сыграешь… А я до войны за сборную всей Юго-Восточной железной дороги играл!
– Танцы в жизни не главное, – возразил парню Шубин. – И без футбола можно обойтись. Вот машину ты водить не сможешь, это верно. Хотя, я слышал, есть управление, приспособленное для людей с одной ногой. И уж точно ты можешь стать инженером, строить… ну, хотя бы те же самые паровозы. Ты ведь железнодорожник, верно? Вот, можешь выучиться и работать в конструкторском бюро. Там две ноги точно не требуются. Да мало ли профессий, где нужно работать руками и головой. Нет, если не станешь ныть, вечно себя жалеть, точно не пропадешь.
– А ты кем станешь после войны, капитан? – спросил его другой сосед по палате, Игнат Терентьевич.
– Я? – Шубин ответил не сразу. Но потом решил: что ему скрывать от этих людей, с которыми он только что прошел через огонь. – До войны я мечтал о том, чтобы стать авиационным конструктором, – признался он. – Строить новые самолеты, самому их испытывать… Небо меня очень привлекало. И я хотел поступить в авиационный институт, освоить профессию конструктора. Но теперь, послужив в разведке, я стал задумываться о том, чтобы и в мирное время продолжить службу в разведке. Выучиться и стать классным разведчиком, всегда первым узнавать замыслы врага… Конечно, в мирное время эта работа выглядит иначе, чем здесь, на фронте. Но ведь и в мирное время она нужна, верно?
– Интересные у тебя планы, – признал Игнат Терентьевич. – Да, ты прав, парень, профессия разведчика нужна всегда. Но ведь они люди с особой судьбой! Я, например, даже не знаю, где учатся, чтобы стать разведчиком.
– Вот и я этого не знаю, – признался Шубин. – А ты кем будешь работать после войны, Игнат Терентьевич?
– Я-то? – отозвался сосед. – Да кем до войны работал, тем и буду. Я строитель. Прошел весь путь от простого подсобника до прораба. Знаешь, я на многих знаменитых стройках побывал. Даже Днепрогэс возводил, вот как! А после войны мне еще работы прибавится – вон сколько всего нужно восстанавливать…
– Да, на строителей после войны будет большой спрос, – согласился еще один обитатель палаты, лежавший по другую сторону от прохода. – Да и на водителей тоже спрос будет. И вообще, я считаю, что после войны жизнь будет совсем другая…
И обсуждение вопроса «Кем я буду после войны?» и «Какая после войны будет жизнь?» вспыхнуло с новой силой, захватив всех обитателей палаты.