– Где тетушка Роза?
– Мы распрощались с ней на станции, – сказал дедушка. – Мы все прослезились. Ей очень не хотелось уезжать, но она передавала тебе горячий привет и сказала, что вернется снова лет через двенадцать. – Дедушка достал свои увесистые золотые часы. – А теперь я предлагаю всем уединиться в библиотеке со стаканчиком шерри, пока бабушка будет творить свою восхитительную трапезу.
Бабушка удалилась в дальний конец дома.
Все – постояльцы, дедушка и Дуглас – заговорили, заулыбались и стали прислушиваться и таки услышали приглушенные звуки, доносящиеся из кухни. Когда бабушка позвонила в колокольчик, они гурьбой побежали в столовую, работая локтями.
Каждый откусил по огромному куску.
Бабушка наблюдала за лицами постояльцев. Они молча уставились в свои тарелки, держа руки на коленях, еда остывала, непережеванная, у них за щекой.
– Я разучилась – сказала бабушка. – Я больше не умею готовить…
И расплакалась.
Она встала и ушла в свою тщательно прибранную кухню с аккуратно наклеенными на все банки ярлыками, беспомощно разводя руками.
Постояльцы легли спать на голодный желудок.
Дуглас слышал, как часы на здании суда пробили половину одиннадцатого, одиннадцать, потом полночь. Слышал, как постояльцы ерзают в своих постелях, словно под залитой лунным светом крышей большого дома прокатывалась волна. Он знал, что все они бодрствовали в грустных раздумьях. Наконец он сел на кровати. И улыбнулся стене и зеркалу. Открывая дверь и спускаясь, крадучись, по лестнице, он продолжал ухмыляться. В гостиной было темно, пусто и пахло одиночеством и ветхостью. Дуглас затаил дыхание.
Ощупью проложил себе путь на кухню и остановился в ожидании.
Затем приступил к делу.
Он взял новенькую аккуратную жестяную банку с разрыхлителем и пересыпал ее содержимое в старый мешок из-под муки, где ей и место. Белую муку он смел в старый глиняный кувшин. Сахар из металлического контейнера с надписью «Сахар» он распределил по старым добрым баночкам поменьше с надписями «Пряности», «Столовые приборы», «Шпагат». Высыпал гвоздику туда, где она лежала годами, усеивая дно полудюжины выдвижных ящиков. Он перетащил тарелки, ножи, вилки и ложки обратно на поверхность столов.
Он нашел новые бабушкины очки на каминной полке в гостиной и запрятал в погребе. Он развел большой костер в старой дровяной печке, пустив на растопку новую поваренную книгу. К часу ночи печная труба загудела, взревела, да так, что если кто и спал, то проснулся. Дуглас услышал шарканье бабушкиных тапок на лестнице, ведущей в коридор. Она стояла в кухне, ошеломленно глядя на учиненный хаос. Дуглас же прятался за дверью кладовки.
В половине второго, в непроглядной черной ночи, по продуваемым коридорам дома разнеслись ароматы стряпни. По лестницам стали спускаться женщины в бигуди, мужчины в банных халатах, чтобы подкрасться на цыпочках и заглянуть на кухню, освещенную лишь всполохами красного пламени из шипящей печки. И там, в черноте кухни, в два часа теплой летней ночи бабушка витала, как призрак, среди громыхания и бряканья, опять полуслепая без новых очков, интуитивно шаря пальцами в темноте, вытряхивая клубы специй над булькающими котлами и закипающими чайниками, с отблесками рыжего огня на лице, зачарованно и магически, орудуя ухватом, перемешивая и разливая пищу богов.
Потихоньку, потихоньку постояльцы накрывали лучшие скатерти, раскладывали сияющее серебро и зажигали свечи вместо электричества, которое лишь испортило бы все очарование.
Дедушка, воротясь поздно ночью домой из типографии, изумился, услышав в столовой слова молитвы при свечах.
А как же кушанья? Мясные блюда были приправлены, соусы наперчены, зелень увенчана сливочным маслом, печенье в прозрачных росинках меда; все сочно, смачно и так на удивление питательно, что раздалось тихое довольное урчание, словно стая зверей резвилась среди клевера. Все как один восклицали благодарности за то, что облачены в просторные ночные одеяния.
В воскресенье в половине четвертого утра в доме, согретом трапезой и дружеским настроением, дедушка отодвинул стул и величественно взмахнул рукой. Из библиотеки он принес томик Шекспира, положил на блюдо и преподнес жене.