Матрос. Вон сам шкипер идет, собака. Его и спрашивайте.
В ресторацию входят толстый шкипер и матрос – итальянцы. Молча садятся за столик, заказывают вино и тотчас начинают играть в кости. Матрос пересаживается спиной к итальянцам. Купцы подходят к столику шкипера, и у них начинается оживленный, прерываемый стуком костей разговор.
Пушкин (матросу). Да! Так, значит, задул широкко?
Матрос. Еще как задул! Зашли мы укрыться от него в греческий порт Миссолонги. Ну и подлое ж место! Болото, грязь, полно греческих солдат-сулиотов. Мятежников. Воюют с турками.
Пушкин (взволнованно). Вы были в Миссолонги?
Матрос. Я же вам говорю – был! Ничего там нету интересного. Одна греческая водка – «мастика». Прямая отрава!
Пушкин. А вы не слышали там, в Миссолонги, про одного знатного англичанина?
Матрос. Это про какого? Может, про Байрона? Так я про него не только слышал. Я его один раз даже видел. Рядом. Вот так, как вас.
Пушкин (хватает матроса за руку). Не пейте! Сначала расскажите про Байрона.
Матрос. Да что рассказывать. Ничего интересного…
По пристани проходят Александр Раевский и поэт Туманский. Раевский что-то рассказывает. Туманский смеется.
Пушкин (замечает их, зовет). Раевский! Туманский! Подождите! (Выбегает на пристань.) Куда? Купаться? Успеете! Я встретил здесь матроса. Из Миссолонги. Он видел Байрона и обещался все рассказать. Пойдемте! (Тащит Раевского и Туманского в ресторацию.)
Туманский вежливо здоровается с матросом за руку. Раевский небрежно кивает матросу, садится и наливает себе вина.
Раевский (матросу). Ну, как лорд Байрон? Не потерял былую красоту? Любопытно, о чем вы беседовали?
Матрос. Поговорить нам не пришлось… Раевский. Это прискорбно. Особенно для Байрона.
Матрос (Раевскому). А вы бы погодили насмешничать. Я человек простой. И ежели, скажем, выгнали меня с корабля за драку со шкипером и руки у меня канатами стерты, так я все равно могу понимать, какой человек был Байрон.
Туманский. Почему был? Он есть.
Матрос (ударяет кулаком по столу, он слегка пьян). А потому, что был! Вы слушайте как следует! Отстаивались мы в Миссолонги. Тоска такая – завоешь! Сошел я на берег. Думаю, хоть мастики хлебну, согреюсь в таверне. Только выскочил я из шлюпки на берег, как сорвался дождь! С неба хлещет, будто потоп. Рядом церковь. Я – в нее, чтобы укрыться. Вхожу. Свечи горят, и полная церковь греческих солдат. А посреди церкви стоит на помосте дощатый гроб, закрытый черным плащом. На крышке – зеленые ветки и шпага. Тонкая такая шпага, с золотой рукояткой. Я, конечно, спрашиваю солдат: «Кого вы хороните?» Говорят: «Лорда Байрона».
Туманский. Когда он умер? От чего?
Матрос. Да недавно. В апреле. От тамошней горячки скончался.