— А мы — нежно… От винта! — Движением плеча Карабукин оттер хозяина инструмента, впрягся в ремень и скомандовал: — Взяли!
Лысый Толик на той стороне «Оффенбахера» подсел и крякнул, принимая вес. Обратно он вынырнул только на площадке у лифта. Лицо у Толика было задумчивое.
— Тяжело? — сочувственно поинтересовался клиент.
— Советские легче, — уклончиво ответил Толик.
— Раза в полтора, — уточнил Карабукин. Он часто дышал, облокотившись на «Оффенбахер».
Они стояли черт знает на каком этаже, а грузовой лифт — на третьем. Уже два месяца.
— Взяли, — сказал Карабукин.
Через пару пролетов Карабукин молча лег лицом на «Оффенбахер» и лежал так, о чем-то думая, минут десять. Лысый Толик вылез из лямки и сполз вниз по стене. Он посидел, обтер рукавом поверхность головы и, обратившись в пространство, предложил покурить. Клиент торопливо распахнул пачку. Толик взял одну сигарету, потом подумал и взял еще три.
Карабукин курить не стал.
— Здоровье бережете? — льстиво улыбнулся клиент — и сам покраснел от своей бестактности.
— Здоровья у нас навалом, — ответил цельнолитой Карабукин, разглядывая клиента, похожего на подержанную мягкую игрушку. — Можем одолжить.
Тот испугался:
— Не надо, что вы!
Помолчали, Карабукин продолжал рассматривать клиента, отчего тот еще уменьшился в размерах.
— Сам играешь? — кивнув на инструмент, спросил он.
— Сам, — ответил клиент. — И дочку учу.
Наступила тишина, прерываемая свистящим дыханием Толика.
— На скрипке надо учить, — посоветовал Карабукин. — На баяне максимум.
— Извините меня, — сказал клиент.
За полчаса грузчики спустили «Оффенбахер» еще на несколько пролетов. Они кряхтели, хрипели и обменивались короткими птичьими сигналами типа «на меня», «стой», «ты держишь?» и «назад, блядь, ногу прищемил».