Удержать любой ценой,

22
18
20
22
24
26
28
30

6

АДРИАН

Напиться кажется хорошей идеей. Нечасто этим увлекаюсь, поскольку ненавижу чувствовать потерю контроля, но без неё... я чувствую себя так, словно душу вырвали из тела, и мне уже больше ничего не подвластно.

Я отпиваю бурбон и утыкаюсь головой в спинку кресла. Даже после двух выпитых порций рад, что мои люди не видят меня в таком состоянии. Мне стыдно, что Валентина обвела меня вокруг пальца как дурака. Та, которой, как мне казалось, я не был безразличен, использовала меня, когда пошёл у неё на поводу.

Но я не могу забыть то, что видел в её глазах. Валентина любила меня... был ли я слишком груб с ней после убийства Сэла? Причина её побега заключалась в моей грубости? Горячий и липкий стыд опаляет внутренности подобно кленовому сиропу. Если я отпугнул её, то заслужил это.

Я делаю ещё один глоток и позволяю алкоголю добраться до моего нутра. Лишь это я позволяю себе сейчас чувствовать. Все остальное – слишком.

Телефон вибрирует на прикроватной тумбочке, но я игнорирую его, пока он вновь не замолкает. Я наклоняюсь к бутылке, которая стоит под ногами, чтобы налить еще. Даже когда жидкость переливается через край, мне этого мало. Если я могу утолить печали в алкоголе, то так тому и быть. По крайней мере, только сейчас.

Телефон звонит вновь, гудящие вибрации пробиваются сквозь алкогольную дымку к едва сдерживаемому гневу. После того, как я потерял Вэл, никто из близких и не попытается связаться со мной.

Я смотрю на трубку, поднимая стакан к губам, а телефон вновь звонит, вибрируя несколько раз, затем замолкает. Кто, чёрт подери, может названивать? Я пытаюсь мыслить здраво, но алкоголь делает своё дело – заглушает чувства и превращает логику в помехи.

Во вновь обретённой тишине я делаю большой глоток и прижимаю хрустальный стакан к груди. Да, вот в чём я нуждался – в высвобождении. В чём-то, что притупит боль для того, чтобы двигаться дальше. Крошечная часть мозга говорит, что я могу использовать этот гнев, боль, стыд и страх и нанести удар по врагам. Наконец, уничтожить их раз и навсегда. Если мне нечего будет терять, им хватит мозгов не вставать у меня на пути. Валентина – помеха. Всегда ею была. Но от этого не становится легче переносить боль.

Телефон вибрирует вновь, отчего раскалённое острие гнева даёт трещину и разбивается. Я кидаю стакан в стену над кроватью, хватаю телефон и кричу в трубку:

— Какого хера тебе надо? — С другого конца линии раздаются тихие рваные вдохи. Я напрягаюсь, чтобы расслышать хоть что-то поверх отдающегося в ушах стука сердца. — Кто это? — рычу я.

Затем тоненький дрожащий голосок шепчет:

— Валентина. Но это не... это, я... не надо, пожалуйста.

Она выплёвывает эти слова в едва различимой спешке.

Я сжимаю телефон в руках и падаю на пол в лужу бурбона и стекла. Штаны рвутся из-за осколков, намокая и смешивая алкоголь с кровью.

— Вэл? Ангел, это ты?

Я не ощущаю боли. В этот миг важна лишь Валентина.

— Да. Ангел. Да. — У нее прерывистый и испуганный голос.