От срыва меня ограждает несколько секунд. Что-то внутри меня, наконец, под давлением ломается. Отец пытался уничтожить меня на протяжении многих лет, и почти иронично, что ему это удалось, но только заставив меня лишить его жизни. Сэла больше нет. Отца больше нет. Роуз больше нет. Осталась лишь я.
Я кладу руку на живот и опускаю подбородок, надеясь, что Адриан не читает меня с привычной для него лёгкостью.
Даже с учётом того, что он наверняка меня убьёт, прикосновение его руки дарит мне самую малую толику уюта, и только это помогает мне сохранять рассудок.
Мир теряет чёткость, и я вновь слышу в голове выстрел, на этот раз громче и отчётливей.
Меня поднимают и усаживают на тёплую кожу внедорожника. Адриан исчезает, дверь закрывается перед лицом, но затем он обходит машину и садится рядом со мной, позади водительского сиденья.
— Ангел, — шепчет Адриан.
Горячая слеза скатывается по щеке. Почему она такая горячая? Ох, я замёрзла. Вот почему я дрожу. Чувствую такой холод, что с каждым выдохом ожидаю увидеть перед собой облачко пара. Но нет, это внутри. Содеянное мной теперь внутри навеки.
— Ангел, — вновь произносит Адриан, на этот раз громче. Я поднимаю взгляд на его лицо и не нахожу на нём злости, но с этим шумом в голове не могу распознать взгляд.
— Я,.. я... — поникаю я, пытаясь вымолвить что-нибудь, объяснить хоть что-то из... всего этого?
Грудь пересекает ремень безопасности, и я тут же понимаю, что Адриан затянул его потуже. Затем он дает мне в руки серебряную фляжку.
— Выпей, ангел. Это поможет тебе прийти в себя.
Адриан подносит мои руки с флягой ко рту. Я смотрю в его глаза, когда делаю большой глоток. Это какой-то сорт виски, который опаляет внутренности вплоть до самого живота. Тепло вытесняет холод, прожигая себе путь сквозь озноб и туманность мыслей. Он прав, это помогает. На этот раз я делаю ещё один большой глоток без наставления и закашливаюсь, чувствуя возникшее жжение.
Я передаю фляжку Адриану и облокачиваюсь на сидение. Пальцы всё ещё дрожат, но остальная часть тела, кажется, успокоилась.
Внедорожник отъезжает от света отеля, оставляя себя во власти теней. Я отваживаюсь взглянуть в лицо Адриана. Его полные губы сжаты в угрюмую линию, а щетина на подбородке гуще, чем раньше. Волосы неопрятнее обычного, словно он вновь и вновь пропускал сквозь них пальцы. Его тёмные локоны в беспорядке, но не в той степени, в коей находятся мои после того, как я игнорировала их несколько дней.
Я переключаю внимание на происходящее за окном и фокусируюсь на огнях. Теперь мы остались наедине, и сквозь шок начинает нарастать паника. Я позвонила ему, хоть и знаю, что не должна была. На тот момент я даже не помнила, как звонила, но что-то в голове подсказало, что Адриан был лучшей альтернативой.
Теперь, наедине с Адрианом, гнев почти разливается по задним сиденьям, и я пересматриваю свой выбор. Я ушла, поскольку у меня были на то основания, и я не уверена, что мне стоило возвращаться. Нет, я знаю, что не стоило. Он узнает правду о смерти его матери, и в ту же секунду я буду мертва, как и его сын, а он не сможет с этим жить.
В мгновение страха и шока я вынесла всем нам приговор.
Что-то прохладное касается щеки, и я дёргаюсь назад, ударяясь головой об окно. Адриан вытирает щеку салфеткой, которую вытащил бог знает откуда. Я пододвигаюсь ближе, чтобы ему было удобно, даже несмотря на то, что разум кричит выбираться из машины и бежать.
Руки вновь дрожат, и Адриан опять всовывает мне в руку фляжку, когда придвигается ближе и обхватывает подбородок, вытирая салфеткой сильнее. Мне приходит в голову, что он стирает с кожи кровь отца, отчего делаю ещё один большой глоток виски.
Не знаю, стало ли мне привычнее или рассудок просто всеми возможными способами цепляется за последние крупицы здравомыслия, но я не закашливаюсь в этот раз. Выпивка согревает меня ещё сильнее. Может, в пьяном состоянии будет легче выдержать конфронтацию. Может, будет легче принять свою смерть.