— Тогда она будет ощущать безопасность, силу и защиту. Но я не могу гарантировать, что ей это понравится, когда она станет старше, особенно когда мужчины будут поглядывать на нее.
Валентина смеется и вновь кладет руки на мои щеки, прижимая теплые и уверенные ладони к моему лицу.
— Конечно. Но мама всегда будет рядом, чтобы убедиться, что вы, ребята, не выходите из-под контроля.
Мама. Я чуть не подавился из-за сорвавшегося с ее губ слова. Мама. Черт подери, мы станем родителями. Меня вновь и вновь накрывает волной тревоги. Как кто-то может готовиться к этому и думать, что он действительно готов?
Валентина скользит пальцами по моей челюсти и огибает шею, словно не может перестать прикасаться ко мне.
— Ты не представляешь, как сильно мне нужно было это услышать. Я никогда и не думала, что ты из тех, кто может навредить ребенку, но, думаю, мне просто нужно было удостовериться. Почувствовать, что ты точно знаешь, чего я хочу, на случай, если что-то произойдет.
Я дергаюсь и отбрасываю ладони Валентины, хватая её за плечи.
— Ничего не произойдет.
Она открывает рот, чтобы заговорить, но я медленно качаю головой.
— Ничего. Не. Произойдет.
На этот раз Валентина сглатывает и молчит, пока я не ослабляю хватку на ней. Только тогда Валентина заговаривает, но медленно, словно я могу взорваться из-за одного неверного слова.
— Обе наши матери тоже думали, что у них есть всё время в мире. Их смерти ужасно повлияли на наших отцов.
Я усмехаюсь.
— Вполне уверен, что оба наших отца были ужасными людьми еще до их смерти.
— Но это и не помогло направить их в нужное русло. Мне нужно прояснить, что я хочу, чтобы наш ребенок был защищен и любим, несмотря ни на что. Несмотря на то, что ты будешь чувствовать, если со мной что-нибудь произойдет.
Я с трудом сглатываю и смотрю на Валентину, она впивается в меня взглядом.
— С тобой ничего не произойдет, и я отказываюсь даже обсуждать это. Но я услышал тебя. Но у наших отцов не было моей пятерки... они скорее убьют меня, чем станут смотреть, как я превращаюсь в одного из наших отцов.
На меня обрушивается осознание, что Винсент никогда не встретится с моим сыном. Мне пришлось пережить его потерю, и для меня это по-прежнему открытая и ноющая рана.
Валентина на секунду задерживается на мне взглядом, а затем довольно кивает. Когда она заговаривает вновь, в её голосе слышится напор:
— Хорошо. Не то чтобы я хотела, чтобы с тобой что-нибудь произошло, но... в детстве я предпочла бы не иметь отца, чем такого, с которым я осталась после смерти матери. Дети не должны страдать от подобного или ощущения того, что они не нужны своему родителю.