– На эти вопросы я ответить не берусь, – начал Роберт Кеннеди. От волнения он с трудом подбирал нужные слова. – Но все мы слышали об изменениях в статус-кво на Кубе, провозглашенных Джоном Кеннеди.
Роберт говорил о пресс-конференции, на которой пресс-секретарь Пьер Сэлинджер зачитал заявление президента. Изменения касались событий и намерений Кубы и СССР, которые американское правительство внесло в список угроз жизненно важным интересам страны. К ним относились: обнаружение присутствия на Кубе советских боевых формирований, советских военных баз на острове, а также наличие наступательных ракет класса «земля – земля» и другого наступательного оружия.
– Доказательства присутствия на Кубе наступательного оружия класса «земля – земля» перед вами, – Лэнсдейл потряс снимками. – Каково будет ваше решение? Ваше личное решение, господин генеральный прокурор? Что надлежит предпринять Соединенным Штатам в ответ на агрессию СССР?
– Полномасштабная военная операция, – без задержки ответил Роберт Кеннеди.
– Мы вас услышали, господин генеральный прокурор. – Удовлетворенный ответом Лэнсдейл обвел взглядом собрание: – Кто из присутствующих поддерживает решение генерального прокурора, основанное на августовском заявлении президента? Предлагаю проголосовать.
16 октября в восемь сорок пять утра фотоснимки показали президенту. Вместе со снимками был передан вердикт особого собрания: рекомендовать правительству начать немедленную интервенцию на Кубу.
В этот же день у директора ЦРУ состоялась тайная встреча с Эдвардом Лэнсдейлом.
– Вы считаете, Джон Кеннеди пойдет на открытый конфликт с СССР? – задал вопрос Лэнсдейл.
– Сильно в этом сомневаюсь, – честно ответил Маккоун.
– Разделяю ваше мнение и потому предлагаю помочь президенту принять правильное решение, – заявил Лэнсдейл.
– Каким образом вы собираетесь повлиять на мнение президента? – задавая вопрос, Маккоун знал ответ заранее, поэтому слова Лэнсдейла не вызвали у него удивления.
– Мы организуем провокацию на базе Гуантанамо. Пожертвовать десятком солдат ради спасения миллионов американцев – это небольшая жертва, вы со мной согласны?
– Думаю, иного выхода у нас нет, – произнес Маккоун.
– У вас есть план?
– Уверен, он есть у вас, – произнес Маккоун. – Надеюсь, у вас найдутся и люди, способные его воплотить.
12 октября, вернувшись в Гавану, Богданов обнаружил, что дом Алонсо Карраско находится под наблюдением кубинской милиции. Дважды обойдя квартал, Богданов насчитал порядка двух десятков кубинских бойцов. Они не таились, открыто патрулируя район, где располагался дом Алонсо.
Понимая, что соваться к Алонсо сейчас не следует, Богданов решил попытаться выйти на связь с Дельгадо. Тайная комната в музее Наполеона оказалась закрытой, да и сам музей пустовал. Тогда Богданов поехал к Гаванскому университету. Он оставил записку на том самом месте, где в первый день пребывания на Кубе дворовый мальчишка передал ему крышку от фотоаппарата. Он предполагал, что Дельгадо держит его под наблюдением, и не ошибся в своих предположениях.
В ночь с 12-го на 13-е на конспиративную квартиру пришел Чиумбо Варгас. Богданов объяснил ему свои затруднения и попросил о встрече с Дельгадо. Встречу Варгас не организовал, но принес известие относительно дома Алонсо. Оказалось, что район оцеплен в связи с тем, что в городе обнаружена группа из «Дивизии Нарцисса Лопеса». Для ее поимки создан специальный отряд, и пока они не завершат работу, о связи с Москвой можно забыть.
Ждать пришлось пять дней. Только 17 октября патруль убрался с улиц Гаваны, и Богданов, дождавшись темноты, отправился в дом Алонсо, готовый дать отчет и получить инструкции для возвращения в Москву.
Несмотря на то что кубинская милиция ушла с улиц сразу после полудня, Богданов решил перестраховаться и обойти квартал несколько раз. Выполняя последний обход, он проходил мимо старого дома, стоявшего пустым с самого их приезда. В окнах сохранились стекла, но ни занавесок, ни дверных замков не было. И вдруг в левом крайнем окне Богданов увидел свет. Он остановился, присмотрелся и понял: кто-то подает сигнал с помощью светового луча.