— Да, все. — Она поднимает на меня усталые глаза.
— Хорошо, Грета, — перехожу я на задушевный тон, — но все же ты слишком долго переговаривалась с Зигфридом.
Радистка отвечает не сразу. Губы ее нервно подрагивают. Она смотрит на меня как-то снизу, исподлобья и вдруг решается:
— Я доложила Зигфриду о предательстве Иоганна и о твоем решении застрелить его.
Я понимаю, что было бы глупо с моей стороны предполагать, что Грета меня обманывает.
— Прошу тебя, прости. Ты был великодушен, предложив мне шанс дать моему начальству другое объяснение, — оправдывается она, — но я не могу лгать.
— И что Зигфрид?
— Он сказал мне: «Грольман поступил правильно. И я бы на его месте поступил так же». Ты должен ехать. Пароль для проезда через наши контрольные пункты: «Каждому свое». Понял?
Повторяю пароль. Грета добавляет:
— Этот пароль действителен до десяти утра.
— А ты, Грета?
— Остаюсь при аппарате до новых указаний.
— Тогда до свидания.
— Подожди!
Я останавливаюсь у дверей. Грета исчезает на несколько минут и возвращается с бутербродом в руке. Я беру его, потому что запах ветчины напоминает мне о том, что я голоден.
— Будь осторожна, Грета! — советую я ей на прощание и выхожу.
— Не забудь чемодан! — напоминает она вдогонку.
На улице я несколько минут стою на месте возле ворот. Жду, чтобы меня заметили. Условным знаком служит открытое окно в одном из двухэтажных домов на площади Виктории при пересечении ее Севастопольской улицей. Где-то тут неподалеку должно стоять мое «персональное» такси. Трамваи ходят своими обычными маршрутами, время от времени утренняя тишина прерывается выстрелами. Наконец окно открывается: Дума высовывает остриженную наголо голову и сразу же поспешно захлопывает окно. Я быстро иду через дорогу к дому. Навстречу мне выходит сержант и лихорадочно спрашивает:
— Что случилось?
— Нужно срочно поговорить с капитаном. Где водитель?