Живот Лидии еще больше округлился, на лицо легла тень усталости, движения замедлились. Они с Зиссель наткали для малыша пеленок и положили теплую шкуру на дно большой деревянной люльки, которую успел смастерить Каменотес. Берл так и ходил каждый день в давильню, хотя давить уже было нечего. Он помогал чем мог: ухаживал за мулом, грузил кувшины с маслом на спины вьючных животных для отправки в Сион. Дома он, бывало, перебрасывался парой слов с отцом и матерью и улыбался Иавину, который боялся его все меньше и меньше.
Иавин рос. Под блестящей кожей его рук наметились крепкие мускулы, но голос его пока был высок, а длинные ноги – тонки. Он помог Зиссель избавиться от ее постели, чтобы в доме стало попросторней. Зиссель теперь лежала рядом с Лидией, на месте Каменотеса.
По ночам, когда мать спала, Зиссель дотрагивалась до ее живота – легонько, словно крылышком бабочки – и чувствовала, как внутри шевелится ребенок. Ребенок Каменотеса. Ее брат. Или сестра.
Подоспела пора надежды, и склоны холмов побелели и порозовели – зацвел миндаль, предвестник тепла. Спустя время, когда живот Лидии стал совсем круглым и тугим, снова пошли дожди. В вечерних сумерках они втроем стояли на пороге и смотрели, как дождь падает на двор и на траву. Потоки воды струились по стволам тополей у реки, так что деревья казались черными.
Иавин втянул воздух.
– Как хорошо пахнет!
– Каменотес тоже любил дождь. – Лидия погладила мальчика по волосам.
Ее глаза блестели – от слез или дождевых капель, Зиссель не знала.
Явление чужеземцев
Однажды утром в середине апреля дождь перестал, установились сухие и ясные дни. В высокой траве запестрели цветы, на пашнях проклюнулись из зерен зеленые ростки. Маленькие дети с веселым гомоном плескались в грязных лужах, пока те не высохли, цапли с лягушками и рыбой в клювах сновали между рекой и гнездами, полными голодных птенцов. Яблони покрылись розовым цветом, потом побледнели и облетели. Вскоре воздух наполнился тополиным пухом, который в солнечных лучах опускался на землю и ложился на расстеленную в траве одежду. Женщины со смехом вытряхивали ее, прежде чем собрать.
Начался год изобилия. Повсюду разносились ароматы цветущего фенхеля и укропа. Эту и другую зелень собирали, связывали в пучки и развешивали над очагами для просушки. У овец рождались здоровые ягнята, и их пронзительное блеяние было первым, что Зиссель слышала, просыпаясь по утрам.
У Беляшки тоже родились двое козлят. Лидия, Зиссель и Иавин любили смотреть, как они выделывают смешные коленца, как играют с малышами на улице и, помахивая хвостиками, сосут молоко у Беляшки, а та кротко лежит и жует траву. Наконец, у трех коров, что были достоянием Низкого берега, народились прекрасные телята с длинными ресницами и мягкими носами. Чтобы скрыть такое богатство от царских мытарей, не позволить им забрать его на нужды ненасытного Соломонова двора, к телятам приставили детей, наказав им сторожить скотину денно и нощно и подавать сигнал, если в округе появятся чужеземцы.
Жена плетельщика решила, что с ролью участливой соседки, которую она играла после смерти Каменотеса, пора бы и покончить. Она снова стала думать о том, чтобы сосватать Берла Зиссель, и как-то вечером заговорила о своем замысле с мужем.
– Лидия вот-вот родит, – возразил тот. – И Зиссель понадобится ей дома, помогать с младенцем.
– Зиссель может помогать ей, живя у нас. Всего-то и заботы, что перейти со двора на двор, – досадливо бросила в ответ жена.
– Забудь об этом, – отрезал плетельщик. – Лидия ни за что не согласится. Берл теперь – недотепа, а Зиссель – девочка умная. Лидия любит дочь и никогда не отдаст ее за Берла.
Жена сердито шлепнула его по плечу.
– Сам ты недотепа! – рявкнула она. – Да эта девка радоваться должна, что хоть кому-то нужна, с ее-то лапой! Да еще и безъязыкая к тому же!
На глазах у нее выступили слезы гнева, горя и разочарования. Она резко отвернулась и, раздраженно топая, пошла в дом. Плетельщик посмотрел ей вслед, потер ушибленное плечо и вздохнул.
На следующий день, когда Берл вернулся домой, а Иавин ушел на реку нар
ebooksa