Девушки жили и работали в мире машин, среди беспрерывного жужжания станков. Этот привычный, несколько монотонный шум заглушал грохот танков, лязг гусениц. Он напоминал о фронте, о боях за родину, о долге бойца трудового фронта.
Однажды мастер Раскин показал сверловщице Клаве Рыбаловой небольшой настольный сверлильный станок. Его ласково называли «малышом». «Малыш» поразил Клаву точностью работы, на нем можно было вырабатывать мельчайшие детали.
Клава Рыбалова и Зина Данилова начали работать на этом превосходном, но капризном станке. Нелегко было совладеть с «малышом». Ломались сверла, их надо было менять; это приводило к потере времени. Однако почти в одно время подруги вдвое повысили норму выработки. Но выше двухсот процентов нормы они пока не шли. Это, казалось, было пределом их усилий.
Клаву Рыбалову особенно тревожила одна помеха: болты, которые вырабатывал станок, больно били ее по пальцам. Она решила вставить болты в стальные трубочки — и эта помеха исчезла. Так она облегчила себе процесс работы.
В день, когда Клаву Рыбалову приняли в комсомол, «малыш» дал триста процентов нормы. Она хорошо поработала. Ее охватило какое-то особое волнение,— она радовалась тому, что ей удалось чем-то отметить этот знаменательный для нее день.
Начальник отделения Радкевич давно присматривался к работе подруг. Он угадывал в работе Клавы и Зины то, что называлось «чувством сверла». Он понимал, что триста процентов не предел для Клавы. «Девушка обыкновенная, но руки золотые».
После 26 апреля, после победы Ехлакова, всюду на заводе говорили о тысячниках. Успех Ехлакова и других вызывал горячие споры, они были темой бесед в цехах и общежитиях.
— Для того, чтобы дать тысячу процентов на этом станке, нужна подготовка и тренировка,— сказал Клаве Радкевич.— Нужен день отдыха и два-три дня подготовки.
Все эти дни Клава Рыбалова думала, как избежать малейшей потери времени в работе, как подготовить рабочее место, правильно расположить инструменты так, чтобы все нужное было под руками. Она понимала, что каждое лишнее движение рук имеет значение при такой точной и стремительной работе.
Она настороженно следила за нажимом сверла, старалась уловить характерный скрежет. Обычно вслед за этим скрежетом появляется железная стружка и затупляет сверло.
Надо правильно распределить нажим между правой и левой руками, тогда сверла не будут тупиться. Левая рука зажимает обрабатываемую деталь, правая нажимает на рукоятку. Это — работа на грани искусства, вернее — это уже искусство.
Так работала Клава в дни тренировки, предшествующие главному испытанию. Ничто не отвлекало ее внимания, горка деталей росла, новые и новые детали, звеня, падали на металлический щит. Она не замечала даже своего инструктора Радкевича. Он стоял рядом, не отрывая глаз от циферблата часов. В то же время он следил за необычайно легкими и точными движениями рук девушки.
Каждая минута давала шесть деталей вместо трех. В этот час работы Клава Рыбалова дала 230 деталей. Это было близко к дневной выработке, то есть к восьми часам работы.
Радкевич остановил Клаву. Только теперь она почувствовала усталость. Но это была приятная, радостная усталость.
Наступил день 29 апреля.
Как всегда, Клава сменила свою подругу Зину. «Малыш» работал, как хронометр.
Первый час работы дал 280 деталей, второй — 270, третий — 290 деталей.
Радкевич, комсорг Нина Зайцева, мастер Раскин с волнением следили за легкими, почти неуловимыми для глаза движениями рук работницы.
Восьмой час работы дал 400 деталей. Итогом рабочего дня Клавы Рыбаловой были 2730 деталей, иначе говоря — 1116 процентов нормы. В этот день девушка работала за одиннадцать рабочих.
Так появилась первая тысячница цеха нормалей.