Он встает, неторопливыми движениями закуривает папиросу, подходит к карте и долго глядит туда, где проходит линия фронта, где на пространстве тысяч километров сражаются тысячи боевых машин, которые вышли из цехов известного всей стране танкового завода.
Таков Сергей Нестерович Махонин — директор трижды орденоносного Кировского завода.
Бригадир
Люди окружили огромный искалеченный корпус танка.
Закоптелый, с пробоиной в башне и вмятинами от разрывов снарядов, танк все еще был грозен и страшен. Повернутое вбок дуло пушки нащупывало цель, как бы готовясь открыть огонь. Но внутри машины было пусто и черно. Снаряды ударили в танк с близкого расстояния, орудие било почти в упор — и только потому не выдержала добрая броневая сталь.
— Так...— тихо сказал бригадир Кудрявцев.— По всему видать — боевая была машина!.. И ребята, видать, тоже были боевые.
От этого слова «были» у людей, стоящих вокруг машины, защемило сердце.
— Ну что ж, давай лечить,— продолжал Кудрявцев. И, как многоопытный врач, обнадеживающий тяжелобольного, погладил изуродованную броню танка.
Затем на закоптевшей стали написали большую цифру — порядковый номер. Многотонный кран пополз и выжидающе остановился над корпусом подбитого танка.
Прошла свирепая уральская зима, прошли зимние бураны, когда люди шли от цеха к цеху, держась за стены, за обледенелые доски заборов. Настала весна, звон горных ручейков наполнил улицы Танкограда. С крыши цеха, в прозрачном хрустальном воздухе, как огромное написанное художником полотно, разворачивалась величественная панорама заводов,
В наполненный лязгом и грохотом моторов цех вошел старший сержант в видавшем виды расстегнутом ватнике и в шлеме. Он шел по широкому проходу, между двух рядов мощных боевых машин,— по «проспекту», как в шутку называют здесь эту грозную аллею выстроившихся танков.
И то, что видел танкист, радовало его. Он широко улыбался, как добрым старым знакомым, рабочим и бойцам-танкистам, которых было немало в этом цехе.
— Власов!— стараясь перекричать грохот и лязг, крикнул ему широкоплечий темноволосый боец.
Еще мгновение, и они стояли рядом, крепко пожимая друг другу руки, смотря друг на друга смеющимся и радостным взглядом. Так радостно могут повстречаться много видевшие боевые товарищи.
Власов и Ибрагимов были в одном танковом взводе,— в том самом, который решил судьбу боя за важный железнодорожный узел на Юго-Западном фронте. Они отошли в сторону, вспоминали старых друзей — и тех, которых уже не было на свете, и тех, которые добыли в бою всенародную славу и честь.
— Ну, значит Володя Приходько на месте, в части, а Коля Левченко?
Власов остановился и горестно покачал головой. Помолчав немного, он с прежним оживлением продолжал:
— А ты что же, на учебе? — и без тени зависти порадовался за Ибрагимова, когда разглядел орден Красной Звезды на его гимнастерке. Ибрагимов был командиром экипажа в числе тех, кто с таким нетерпением ждал, пока их танк пройдет последние испытания на танкодроме.
Прищурив глаза, чтобы лучше видеть, Власов разглядывал едва заметные вмятины на броневой стали.
— А ну, товарищ,— сказал он бригадиру.— Позвольте взглянуть!