— Ждут, продажные души, выгоним все равно, — ворчал Яшка.
Здесь разбирали билетики ходко. Гимназисты, гимназистки, торговки — все загадывали про белых и про свою жизнь.
Ненавидел Яшка Рыбную, Георгиевскую, Воскресенскую, Проломную и другие богатые улицы, где жили торговцы и купцы. А все-таки кричать и кланяться богатым людям приходилось. Кланялся и попугай: у Ефима Спиридоныча учили его раскланиваться с богатыми, хорошо одетыми, с поклоном подавать им билетики, а бедным, оборванным выкидывать их нехотя, небрежно.
В большой толпе попугай повеселел, он прыгал, охорашивался.
— Счастье, счастье, которое кому на роду написано! — выкрикивал Яшка.
Сзади подкрался Васька.
— А, голубчик, вот и попался! — И он крепко обхватил Яшку. — Теперь посмотрим, как ты с Ефим Спиридонычем рассчитаешься. Не уйдешь!
— Пусти!
— Не артачься. Поехали на Суконную, поехали!.. — Васька потянул Яшку за собой.
— Черныш, возьми его!
Черныш кинулся на Ваську. Тот отскочил и закричал:
— Колька, Колька, иди! Поймал!
Прибежал Колька, и оба они накинулись на Яшку. Яшка отбивался только одной рукой, другая была занята клеткой и птичкой-счастьем. Черныш боролся с яростью. Но ему камнем раскровянили морду и зашибли ногу. Рыночные барахольщики и ребята обступили кругом и не вмешивались в драку.
— Ну, кто кого? Ну-ну! — подзуживали они.
Барахолка на Рыбной всегда любила поглазеть на драки и никогда не заступалась за обиженного — радовалась и хохотала только.
У Яшки вырвали клетку, самого его скрутили по рукам и хотели уже вести к дяденьке на расправу, как к толпе подошел красноармеец и крикнул:
— Что там? Дорогу! Расступись!
Толпа расступилась. Красноармеец глянул, узнал Ваську, Кольку и Яшку.
— Довольно! Вы, голубчики, со мной пойдете! — взял Ваську и Кольку за руки. — Яшка, за что они тебя?
Красноармейцем оказался Ханжа.