Парень с большим именем

22
18
20
22
24
26
28
30

— И револьвер мне дадут?

— Всем, и тебе, если примут… Ишь, белых ждут. Послушай — об этом только и говорят. Не хотят расставаться с капиталом.

— Красные дома у них хотят отнять?

— А что? Тебя, а таких рабочих, как ты, тысячи, в подвале оставят? Ясно, возьмут.

— Понимать ты, Ханжа, много стал.

— У нас каждый день митинги, к сознательному приучают… Есть дураки — берут? — спросил Ханжа про билетики.

— Теперь про белых загадывают.

— Гадай не гадай, а все по-нашему будет. Ну, товарищ, прощай! — Ханжа подал руку.

Яшка задержал его руку и сказал:

— Ефимку бы забрал ты, чего он ребят мучит и тебя порол.

— Не до него теперь. Если тебя поймают и обидят, ко мне беги, прямо на Арское.

— А белые придут?

— Не пустим, у нас одно решение: никому, кроме нас, не бывать!

Яшка торопился в свой подвал и радовался:

«Ишь, товарищем назвал. На равной ноге, выходит, стоим. Одинаковы, одна цена. А как он их револьвером-то пугнул!»

— Черныш, айда на Кабан, морду тебе окровянили — промою. Я им припомню, не спущу, когда у красных буду и получу револьвер.

Яшка спал в своем подвале, рядом с ним попугай и Черныш, и блохи свободно прыгали с собаки на человека, на птицу… Низкое окно подвала, ниже тротуара, было забрызгано грязью. На него насела пыль, и Яшке казалось, что была ночь, тогда как веселый день давно гулял по городу. Яшку разбудил колокольный звон. Звонили на всех церквах самые большие колокола, как в пасхальные дни. Вышел Яшка с Чернышом и птичкой-счастьем на улицу.

«Кто это им языки развязал?» — думал он про колокола.

Улица была не вчерашней: магазины и лавки открыты. Ставни с окон, доски с дверей сбиты. Женщины, гимназистки — все на улице в белых платьях. И офицеры с погонами по-прежнему, по-царскому.

«Вот так штука: белые, выходит, пришли!» — решил Яшка.