Парень с большим именем

22
18
20
22
24
26
28
30

Не ожидал все-таки он, что так скоро и легко белые возьмут Казань, опешил и прислонился к стене сообразить, как же теперь быть ему. А колокола гудели, и не слышен был голос Махамаджана, точно старьевщик не ходил в тот день по улицам и не пел свою вечную песню о хлебе и тряпье.

Центральная, богатая, одетая по-праздничному Казань расходилась по церквам и магазинам — молиться, продавать и покупать.

Еще не умолкли колокола и не отошли церковные службы, как с Арского поля полетели над Казанью в крепость, где засели юнкера, пушечные снаряды. Рабочие и красноармейцы начали наступление на город.

А потом из артиллерийских казарм на берегу озера Кабан и с Волги полетели снаряды, а из крепости — навстречу им.

Умолкли церковные колокола, и меньше стало на улицах женщин в белых платьях, а забегали и засуетились офицеры, кадеты, гимназисты, студенты. Надели они свои светлопуговичные мундиры, тужурки и вооружились. Они не хотели пускать красных в Казань; хотели удержать свои дома, торговлю, а рабочих в подвалах, с окнами ниже тротуара и без хлеба, на вы бое.

Понимал все это Яшка.

Рыбный рынок был, как прежде, при царском строе. В один день достали все из земли, из потайных складов.

Яшка встретил Моркву.

— Папиросы лучшие, крымские, табак турецкий. Прибыл только сегодня, нет ни у кого — лучший! — кричал он.

— Врешь ведь? — спросил Яшка.

— О чем ты?

— Да про табак, что сегодня прибыл.

— Не вру, правду говорю. Это ведь не красные, у которых ничего нет, а у белых раз-раз — и готово!

— Вчера ты ими торговал.

— А ты молчи!.. Все верят, и папиросочки ходко идут. Курить сразу сильней стали. Бабы вот сегодня чуть ли не все курить начали. Отчего это? От радости, что ли? Что, брат, моя власть верх взяла?

— Взяла, надолго ли?

— Ты думаешь, вышибут?

— Думаю. Со всех сторон палят, послушай.

— И наши не дремлют, засели крепко.

— Красные все равно верх возьмут.