— Поворачивайся! — командовал он Ваське и Кольке. — Иди вперед. Не бежать — вот! — Ханжа показал револьвер. — Мордобойством заниматься?!
Вышли с рынка.
— За что… говоришь? — переспросил Ханжа Яшку.
— Ушел я от Ефимки и птичку унес.
— Молодец! Так и надо.
— Ханжа, пусти, не будем мы! — начали упрашивать Васька и Колька.
— Помалкивать. Пустить, чтобы вы мордобойство производили, буржую Ефимке служили.
— Не будем. Ведь жить надо… голод, сам знаешь.
— На чужой шкуре выезжать неладно. И старика Ефимку подберем, теперь не время только.
— Пусти, не будем, уйдем от Ефимки! — клялись ребята.
Подумал Ханжа.
— Ладно, уходите, только чтобы не трогать никого, и Яшку тоже. Правильно он поступает, по закону. Он работает, ему и птичка. Яшку и других не трогать. Узнаю, приду.
Васька и Колька бежали на Суконную и ругали по дороге Ханжу:
— У, рыжий дьявол… Он, пожалуй, и на Суконную придет.
— Ты, Ханжа, у красных теперь? — спрашивал Яшка. Он с завистью глядел на военную форму своего товарища и на револьвер.
— У красных, Яшка. И ты иди к нам!
— Возьмут? Мал я?
— Возьмут, дело найдется — на побегушки к котлу.
— Кормят они? Я наголодался и об одном все думаю — жрать. Никак не наемся.
— Хорошо кормят. Я там поговорю о тебе, может, и возьмут. Наш отряд на Арском поле стоит, в казармах.