Анка схрупала сухарики и попросила еще:
— Один маленький, малюсенький. — Она выбрала еле заметную крошку, но Лука все-таки сказал:
— До вечера больше не дам.
Эта перемолвка деда с внучкой сильней всего убедила немцев, что перед ними действительно нищие, которых на дорогу, на заставу выгнал голод. Они перестали интересовать начальника, и он сказал нетерпеливо:
— Идите. Мешок там завяжешь, на улице.
«Пусть ходят. Пусть русские, эти грубые свиньи, которые не имеют к нам никакой благодарности, посмотрят, какой партизанский рай».
— А я деревню вижу, — радостно сказала Анка. Она быстро усвоила свое дело. — Большая деревня. В огородах две мельницы машут крыльями.
— Это, надо быть, Грибные Пеньки. Еще есть Сосновые Пеньки и просто Пеньки. Вот уж запамятовал, какие ближе стоят, какие дальше. Да они все рядом.
— Тут, дедушка, тропка. Где пойдем?
— Дорогой. Нам в деревню надо, хлеба промыслить.
— Тропка тоже в деревню.
— На тропки нельзя полагаться, они каверзные бывают. Иная кажет, ну, прямо на деревню, а уведет мимо. И потом, тропки узенькие, а ноги у меня большие, на тропку не уставятся.
В крайнем доме спросили, как зовут деревню. Оказались Грибные Пеньки. Лука припомнил, кому рыл тут колодцы, и для начала решил проведать пастуха Марка. Мужик, доступный всякому человеку, приветливый, разговористый, душевный и к бессловесному скоту. Бывало, заведет про свое стадо — не переслушаешь. Скотина получается у него как люди — у каждой свой ум, своя повадка.
Когда шли к Марку, из домов, со дворов все время слышалась немецкая речь. Анка начала было сказывать, что на улице телеги, автомобили, но Лука остановил ее:
— Ты гляди и запоминай, а скажешь потом. Не то услышат немцы, что про них говорят, и поволокут снова допрашивать. Ну их, немцев-то, у нас своих разговоров много.
И у Марка во дворе, и в хате было полно немцев. Хозяева жили в бане. Сначала они не узнали Луку. Старуха Маркишна приняла его за побируху и сказала:
— Сами нищенскую суму шьем. — Она махнула рукой на двор, где галдели немцы. — Гостеньки начисто ободрали нас, как липку.
Лука сказал, что он и не тянется за чужим хлебом, у него есть свой, а зашел попутно, проведать.
— Раньше с твоим Марком у нас хорошее приятство было. Да и от тебя, Маркишна, не раз принимал чарку.
Старуха протерла затуманенные слезами глаза, подошла ближе и узнала: