— Давай, а то тебе плохо будет!
— Убежал он куда-то.
— Убежал? Укрываешь! Отворяй ворота! Безначальный он, пусть почувствует, что и на него управа есть!
Ерошка был на сеновале, услыхал он шум и убежал задами в лес, на Денежкин камень.
Открыла Серафима ворота. Перерыл народ везде, каждый угол, а Ерошку не нашел.
— Уметался, ну, придет, поймаем… Ты, Серафима, если хочешь в ладу жить с народом, выгонь Ерошку! Не выгонишь?!
Пришел товарищ Шумков:
— Что за собрание?
— Да вот Ерошку поучить хотели всем миром, — объяснила Серафима.
— Подзатыльниками накормить — заслужил.
— Аверьян, ты ему не судья. Бить, самосуды устраивать мы не допустим. Кто зачинщик?
Все замялись, попятились.
— Аверьян, — сказал кто-то из толпы и спрятался.
— В последний раз предупреждаю, слышишь, Аверьян? — сказал Шумков.
Народ расходился, толковал:
— Видно, теперь миром не поучишь, как в бытность.
До ночи пробродил Ерошка по горам, а ночью пришел к Серафиме, взял каравай хлеба и опять ушел.
Собрались хохловцы еще раз из-за Ерошки.
— Выгнать его, пусть идет, откуда прибрел к нам, — настаивал Аверьян.
— Куда выгонишь, наш он, с малолетства у нас.