Клеточник, или Охота на еврея

22
18
20
22
24
26
28
30

Прижогин перепутал? Сомнительно. Врет? Исключено! Абсолютно отсутствует мотив. Никаких пересечений с Фогелем быть у него не могло.

Что ж, наступает момент прелюбопытнейший, ключевой, так сказать, момент.

Тополянский решил применить старый и надежный способ, особенно действенный по отношению к персонам слабым, психически неустойчивым, подавленным обстоятельствами. Не снимая плаща, он бухнулся в кресло напротив Фогеля, а Вадик встал у Тополянского за спиной. Алексей Анисимович расслаблен и торжествующе улыбчив.

— Ну вот, Ефим Романович, все и прояснилось! — произнес Тополянский. Как бы успокаивая, похлопал своего визави по руке, лежавшей на подлокотнике кресла. — Остается сущий пустяк, и всем сразу станет легче. Для кого, по чьей просьбе вы покупали 26 декабря сего года в магазине «Рабочая одежда» в районе «Мневники» десять пар валенок 44 размера? — И резко, почти до крика повысив голос: — Темной шерсти, плотные такие, молча, немым прикинувшись! Для кого? По чьей просьбе?

Фогель побагровел, давление, видно, подскочило мгновенно и заоблачно. Рука под ладонью Тополянского дернулась, но следователь прижал ее посильней к подлокотнику. Глаза подозреваемого округлились, рот приоткрылся, и из него исторгся звук, имитировать который не смог бы и лучший пародист российской эстрады. Хрип-стон-храп-вой-взвизг…

— Какие валенки? — после короткой паузы Фогель все же сумел выдавить из себя этот вопрос относительно членораздельно. И даже еще одну: — Вы с ума., вы… вы охренели!..

— Молча-ать! — заревел следователь, прибегая к редкой для него методике жесткого прессинга. — Продавец тебя узнал, мерзавец! Хватит Ваньку валять! Кто велел купить валенки!!! Кто обрезал!?

Тополянский старался придать своим интонациям максимум уверенности, злобы и остервенения, что не мешало ему контролировать зрачки Фогеля, его физическое и психологическое состояние. Следователь нашел даже повод отметить про себя: требование признаться «кто обрезал?» в отношении иудея прозвучало не без анекдотической двусмысленности.

Однако наблюдение за реакцией подозреваемого вовсе не убеждало, что преступник разоблачен. Ефим Романович был столь искренне, неподдельно, непоказно обескуражен и потрясен — то ли гестаповскими воплями следователя, то ли самим вопросом, — что «момент истины», на который они с Вадиком так рассчитывали, оборачивался «моментом провала».

«Он или гениальный актер, или его оболгали», — промелькнуло у Тополянского, но он заставил себя отбросить это досаднейшее предположение, из последних сил цепляясь за свидетельское опознание.

— А с продавцом устроим очную ставку, посмотрим, как вы тогда запоете…

Он решил рискнуть. В конце концов, если конспиративную квартиру все же отследили, стрелять в них вряд ли будут, а держать Фогеля дальше взаперти, не имея материала для продвижения следствия, просто глупо. Это даже не программа защиты свидетеля — ведь его давно бы убрали, будь на то воля организаторов операции. Скорее — попытка сохранить то единственное звено в загадочной, фантасмагорической цепочке убийств, которое почему-то болтается в воздухе.

Фогель обмяк, взор стал отсутствующим, полубезумным. Видимо, шок был вызван еще и потерей последних людей, к которым он начал было испытывать доверие.

Тополянский решил, что надо дать человеку оклематься. Вадик принес воды, бубнил какую-то галиматью тоном заботливой сиделки у постели умирающего. Выждали минут тридцать (знали бы, чего они будут стоить!). Фогель молча сидел, уронив голову почти до колен. Из него словно выкачали кровь и кислород. Выглядел абсолютно безвольным, утратившим способность двигаться и говорить. Вадик аккуратно поднял Ефима Романовича, подхватив сзади, набросил ему на плечи плащ, надел шляпу и потащил размякшее тело к дверям. Путь их лежал в район Красной Пресни, в Столярный переулок, где в квартире 12 под бдительным оком оперативного сотрудника Бурдейного, дежурившего на лестничной площадке этажом выше, должен был находиться неотлучно их бесценный свидетель Прижогин.

Ехали часа полтора, со всеми предосторожностями. И, конечно, не могли предположить, что гражданин Прижогин в этот момент гостей к себе не ждал. Он уже принял гостей час назад — незваных, внезапных и последних в своей суетной и безалаберной жизни. И не могли они знать, что бдительное око оперативника Стаса Бурдейного погасло мгновенно и навеки, как только пуля из пистолета с глушителем пронзила глазное яблоко и, пройдя через затылок, зарылась в край стены возле оконного проема. Не знал об этом и второй сотрудник Торопов, подпиравший спиной в ста метрах от подъезда бетонный столб линии электропередач. Он полулежал на асфальте там же, где стоял, в позе пьяного или наколовшегося гражданина.

Крохотную ранку на предплечье, нанесенную острым предметом, обнаружили только через два дня на секционном столе патологоанатома.

Часть вторая

Клятва

Глава 1

Клиенты дозрели