А через два часа Кротов, не прибегая к версиям и анализу, докладывал президенту обо всем, что удалось узнать и предпринять по делу. Только факты, имена, последовательность событий.
Выслушав, президент взял паузу. Он понимал, к этому моменту дьявольская операция Мудрика может быть уже завершена — сутки, десять часов, час назад — узнать это было невозможно, пока не предпримешь дальнейших шагов, резких и решительных. Но именно такие действия, проще говоря — попытка выкрасть или как-то иначе освободить Фогеля и стреножить Мудрика, таили огромный риск. Допустим, главного свидетеля — он же объект беззакония и бесправия — нет в живых, и труп уничтожен. Допустим, все следы тщательно стерты. Что предъявить обществу? Арест столь могущественного противника без весомых, даже неопровержимых улик не обязательно найдет понимание у национальной и западной элиты. Да и у той значительной части населения, которая поддерживает жесткую линию председателя ФКП. У тех, кто приветствует железный порядок без оговорок и допущений. У самих спецслужб с их привилегиями. У сторонников запрета либеральных движений и партий. Словом, такой демарш президента вряд ли вызовет массовый восторг, мягко говоря. Люди хотели бескомпромиссной борьбы с преступностью и беспощадных мер против коррупции. Мудрик возглавил, президент вроде поддерживает, и вдруг… Это, как минимум, острейший кризис в обществе, который еще неизвестно во что выльется. А как максимум…
Президент обязан был учитывать вероятность подобного развития событий, понимать всю меру политической, исторической ответственности, которая легла бы на него в случае, если одни вооруженные профессионалы начали бы масштабные силовые действия против других…
«Только живой кроссвордист, предъявленный обществу как один из многочисленных объектов бесчеловечного эксперимента или безграничного произвола… Да вдобавок еще и сокрушительная пиар-кампания в поддержку действий президента, желательно с повсеместной демонстрацией окровавленной физиономии и публичными показаниями Фогеля, портретами жертв и их родных на телеэкранах… Вот что дает шанс предотвратить опасную дестабилизацию в стране и кризис президентской власти».
Придя к такому умозаключению, президент вызвал Кротова.
— Поступим так. Задействуй все возможности нашей контрразведки, агентурные, технические средства и во что б это ни стало выясни, жив ли Фогель. Задача — узнать. Сверхзадача — не засветиться. У тебя 24 часа. Если станет ясно, что жив, разработаем молниеносную операцию. Если мертв или если достоверно ничего узнать не удастся, отпускаем ситуацию, живем дальше и ждем другого повода. Ты меня понял?
После стольких лет сотрудничества и доверительных отношений ответ был излишен, но Кротов делал скидку на экстраординарность момента и хорошо отдавал себе отчет, какими эмоциями обуреваем президент. Он ответил по военному «так точно!» и вышел. Он давно не отвечал президенту на военный манер.
Глава 4
Суд
Мудрик не дал и минуты дополнительного времени. Дверь в стене раздвинулась, словно по сигналу таймера. У Фимы сжалось сердце, потемнело в глазах.
— Ну что, смиренный затворник, беглец из нашей громокипящей жизни! — с веселой издевкой воскликнул Хозяин, бодро подойдя к столу и похлопав Фиму по плечу. Как дела? Решил? Фразу составил? Задачка-то пустяковая.
Мудрик склонился над листом и тотчас откинулся, изумленно уставившись на пленника.
— Прочел-таки! А клеточки-то не все заполнил, ох не все! Догадался, умник! Мы так не договаривались, гнида. Работа сделана не до конца. Конец тебе, жидяра корыстная, полный шандец! — и он захохотал то ли весело, то ли зловеще. — Ладно, так и быть, не станем следовать мрачным традициям сталинско-большевистского прошлого. Убивать тебя без суда и следствия глупо и скучно. Только извини уж, ни присяжных, ни секретаря суда, ни аудитории не будет. И даже революционной сталинской тройки, как вершины правосудия. Придется тебе довольствоваться прокурором и судьей в одном лице. В моем, стало быть. В виде исключения — раз уж фразу ключевую ты разгадал! — послушаем адвоката. Его функции, так и быть, доверяю тебе. Времени мало, процесс будет коротким — прямо сейчас все и провернем. Я же и приведу приговор в исполнение, а то у нас с палачами напряженка. Не идут на эту должность, понимаешь ли. Оклад низкий, взятки не допросишься, карьерный рост не гарантирован — вот тебе и дефицит столь необходимых кадров. Ладно, погнали…
С этими словами Мудрик взял Ефима Романовича за шкирку, поднял его с места и резко толкнул к стене, а сам занял его на колесах. Фогель едва удержал равновесие, найдя опору у выступа возле двери. Затекшие ноги дрожали, кидало в жар, добавилась сильная головная боль — дала о себе знать застарелая гипертония.
— Встать, суд идет, — с ернической торжественностью возвестил Мудрик, вытянув ноги в остроносых кожаных ботинках и откинувшись назад, насколько позволяла спинка. — Слушается дело по обвинению Фогеля Ефима Романовича, 1949-го года рождения, гражданина России, еврея, проживающего до сих пор, как ни странно, в Москве, а не в земле — кладбищенской, обетованной или заокеанской.
Мудрик затеял очередной фарс, теперь в виде издевательской имитации судебного процесса. Наглая пародия на соблюдение процессуальных норм. Но от этого стало, как ни странно, немного легче. Видимо, сработало обманчивое ощущение чего-то человеческого, даже безобидного во всем, что претендует на черный юмор или маскируется под него.
— Слово предоставляется обвинителю! — продекламировал Мудрик и через паузу продолжил: — Ваша честь! Я возобновляю чтение письма. Его финальная часть и является веским основанием для сурового приговора. Итак, 26-го сентября 1973 года……
Глава 5
Завещание: главное
«… ты хоть и маленький еще был, но, должно быть, помнишь, как я показывал тебе кроссворды, которые сочинял для заработка. Я даже пытался научить тебя составлять самые простые пересечения слов. Но тебе тогда не было и восьми лет, ты еще толком и читать не умел, интереса не проявил и отмахивался от моих попыток. А как пару раз я тебя заставил самый простенький маленький кроссворд сочинить, словечко тебе слегка подсказал, так ты легко справился. Ты очень был способный мальчик. Но шебутной и неусидчивый. Тебя во двор тянуло, с ребятами играть. Да и меня чураться стал, не нравился запах от меня, язык заплетающийся — понятное дело… А я, сынок, придумал для себя этот заработок, чтобы нам с тобой хоть как-то кормиться. Меня ведь к тому времени ото всюду выгнали — кому алкаш-то нужен! Только в посменных дворниках держали на Хованском кладбище, там других, видать, найти не могли. Денег совсем не было, на простую еду не хватало, а рукопись требовала еще с полгода, чтобы написать, как задумано, и вычистить по стилю, по словам — до совершенства, каким оно мне представлялось. Да и, что говорить, на выпивку мне нужно было. Захар, друг мой с детства, предлагал, но я на отрез… Не мог себя преодолеть, стыдно было. Вот и стал я составлять эти «крестики-нолики» и в редакции рассылать. В одной газете молодежной заинтересовались, я созвонился с редактором, который там за эту рубрику отвечал. У меня кроссворды выходили интересные, я ведь много знал и память еще не пропил, чего не скажешь о наших скудных сбережениях и некоторых вещах, привезенных из Казахстана. В общем, оформили со мной отношения, трудовой договор. Для начала на три месяца. По десятке мне за кроссворд платили. Настоял, чтобы имя составителя обязательно печатали.
ebooksa