— Вадим, миленький, ну где он, как он?! — почти закричала Юлия Павловна. Было понятно, что нервы ее на пределе.
— Успокойтесь, Юлия Павловна, мы уверены — Ефим Романович жив и невредим… — фразу Вадик произнес с такой убежденностью, будто сам только что видел Фогеля в отличном расположении духа. — Мы хотим помочь ему выбраться из этой передряги как можно скорее. Нам помогают очень хорошие и умелые люди. Но успех во многом зависит от вас. Да-да, не удивляйтесь. Нам крайне важно узнать ваше мнение. Как вы думаете, был ли Ефим Романович один, когда говорил с вами. То есть, я хочу, чтобы вы проанализировали каждое его слово, интонацию, особенности речи и сделали вывод: его ли голос, добровольно ли он произносил фразы или кто-то диктовал ему, кто-то заставил его сказать именно это.
— Не знаю! Вы, честно говоря, сомнение посеяли… Я была уверена… Нет, я и сейчас уверена, он говорил сам, никто его не понуждал. Другое дело, что был крайне возбужден, взволнован, панически торопился. Мы вместе почти сорок лет. Поверьте, я слышу все, что он хочет выразить, и знаю все, что у него на сердце, даже когда он молчит. Мы как… один организм.
— Тогда ответьте мне, Юлия Павловна, почему, как вы думаете, он даже не намекнул, каким образом добрался до телефона.
— Сказал — «случайная возможность…». Конечно, он должен был. Это глупо — не объяснить, как ты заполучил телефон в таком положении. Я думала об этом. У меня одно объяснение: в жуткой спешке, в экстазе Фима не в состоянии здраво соображать. А кто, скажите мне, в состоянии? Только люди вашей профессии, особые закаленные люди. Нет, звонил мой муж, был в состоянии аффекта, тараторил и, я уверена, без свидетелей. В отчаянии просил о помощи. Я вас умоляю, сделайте что-нибудь, спасите же его!
— Все, Юлия Павловна, вы нам очень помогли. И не делайте глупостей, которые могут погубить вашего мужа. Никуда, никому, ни при каких обстоятельствах… Наберитесь терпения и ждите, скоро будут добрые вести. Я позвоню.
Кротов, стоявший рядом, нажал «отбой». С минуту длилось молчание.
— Охранник? — вопросительно окинув взглядом участников совета, произнес президент. — Его пожалел охранник и дал позвонить? Нет, чушь, но… другого объяснения не нахожу. Велик риск попасть в ловушку. Операцию проводить не будем. Надо ждать. Это, увы, не последняя кровавая мерзость, которую он себе позволил. Придется повременить и собирать улики.
— А как же Фогель и все эти жертвы, господин президент, — подал голос Тополянский. Вопрос прозвучал так невинно-нейтрально, так индифферентно, словно речь шла о несущественном нюансе, о последней пустячной детали.
— Я все понимаю, но умножать количество жертв не намерен. Спасибо, все свободны.
Участники встречи направились к двери. В этот момент в кармане Кротова едва слышно зазвонил мобильник. Он достал его уже на выходе, замер на мгновение и вдруг, повернувшись, обратился к президенту:
— Прошу прощения, пришла информация по нашему делу, она многое меняет.
Хозяин кабинета попросил всех вернуться, двери закрыли, и Кротов не без волнения в голосе изрек:
— Десять минут назад, по сообщению надежного агента, из задних ворот резиденции председателя ФКП с эскортом из трех машин охраны выехал черный лимузин без номеров, с характерным спецсигналом. Нам точно известно, так выглядит дежурный реанимобиль для экстренных ситуаций. Он всегда на парковке в подземном гараже с двумя сменными бригадами врачей. Прежде ни разу не использовался. Они взяли курс на запад, в направлении Рублевки.
— Допустим, ему стало плохо, в чем я сильно сомневаюсь. Он физически крепкий человек, абсолютно здоровый. Но даже если… Что из этого следует? — спросил президент, пожимая плечами.
— Кто-то мог воспользоваться отсутствием хозяина и проявить гуманность в отношении Фогеля — разрешить ему звонок, — предположил Кротов. — Или же продолжение спектакля, еще одна провокация, чтобы мы повелись и предприняли силовую акцию.
— Позвольте мне, — попросил осмелевший Вадим. Президент кивнул. — А не мог у него случиться сердечный приступ? Причем до того, как он решил вопрос с Фогелем. Вдруг не успел отдать приказ его убрать.
— Версии, версии, предположения! — воскликнул президент. — Они нам ничего не дают.
— Я бы добавил еще один возможный сценарий, — тихо сказал Тополянский. — Мне видится некое помещение, где Мудрик издевается над своей жертвой. Вряд ли при свидетелях, даже самых приближенных. И камеры наблюдения там быть не может: слишком интимное местечко. Уж не знаю, бьет ли он старика, вырывает ему ногти или подвергает иным испытаниям. И вдруг ему становится плохо, он теряет сознание, может быть, даже скоропостижно умирает от разрыва сердца. Так или иначе, в пыточной забыт или на минуту доступен его мобильный телефон. Фогель, пользуясь этим, звонит жене. Понимаю, выглядит как эпизод американского боевика, сценарный ход, обостряющий интригу. Но меня наталкивает на эту версию бессилие ваших технических служб при попытке определить номер, с которого произведен звонок. У кого еще мог Фогель взять такой телефон, если, конечно, ему не предоставили возможность позвонить с него? И каким еще образом, кроме как со стола, где он просто лежал в момент, когда Мудрик, предположим, потерял сознание? У многих из нас привычка в помещении, в своем кабинете класть мобильник на стол. В любом случае, господин президент, Мудрик волею обстоятельств скорее всего на время выведен из игры. Другого такого случая может не представиться долго.
— Если с Мудриком и впрямь что-то стряслось, мы будем об этом знать в течение часа? — президент с надеждой воззрился на Кротова.
ebooksa