– Я, я! – полушепотом ответил Волошко.
Он специально говорил полушепотом, в этом также таился особый смысл и расчет. По шепоту невозможно определить, кто именно говорит, все люди говорят шепотом одинаково, шепот скрадывает тембр, тон и прочие индивидуальные особенности голоса. Значит, женщина за дверью не сможет узнать, кто именно с ней разговаривает, и потому не исключено, что она беспрепятственно откроет дверь, даже не спросив пароля, если таковой имеется. Особенно если женщину полушепотом напугать.
– Открывай скорее! – все тем же полушепотом произнес Волошко из-за дверей. – Следят за мной! На хвосте висят! Схорониться надо!
Расчет оправдался. Женщина ничего больше не спросила и не сказала и открыла дверь. Волошко и Ольхин ворвались в дом. Длинные белые полосы фонарей заплясали по комнате. Похоже, в доме никого, кроме самой женщины, не было.
– Одна? – на всякий случай уточнил Ольхин. – Я спрашиваю – одна?
– Одна… – растерянно ответила женщина. – А…
– Цыть! – прикрикнул на нее Волошко. – Будешь отвечать на наши вопросы. И больше ничего! И тихим голосом. Попробуй только крикни! Понятно тебе?
– Да.
– А тогда сядь на эту лавку и замри! – Волошко посветил фонариком.
Женщина покорно опустилась на лавку. В дом вошли Вашаломидзе и Завьялов. Капитан запер дверь на крючок.
– Значит, так, Люба-Любовь, – сказал Ольхин, обращаясь к женщине. – Ведь тебя зовут Любой, не так ли?
– Да, – подтвердила женщина.
– А кличка у тебя какая? – спросил Ольхин.
– Какая кличка? – отозвалась женщина. – Я не понимаю…
– Э! – отозвался из темноты Вашаломидзе. – Зачем так говоришь? Все ты понимаешь! И мы о тебе все знаем, раз к тебе пришли!
– Кто вы? – спросила женщина.
– А что, по нам не видно? – сказал Ольхин. – Ведь видно же, правда? Даже в темноте.
На это женщина ничего не сказала, лишь тихо то ли охнула, то ли вздохнула.
– Когда ждешь гостей? – спросил Ольхин.
– Каких гостей? – ответила женщина. – Никаких гостей я не жду…