– И что, хороший бильярдист?
– Честно сказать, один из лучших, с кем мне доводилось иметь дело. Но – подлец.
– И зовут его Никита…
– Никита Филиппов, – уточнил Пахомыч.
– И у него – красивая, широкая улыбка…
– Ну да. Улыбка. Между прочим, это именно я посоветовал ему улыбаться во время игры. Он, значит, улыбается, а противник смотрит на него и теряет уверенность. Невозможно быть уверенным, когда твой соперник улыбается тебе в лицо. А не уверен – значит, почти проиграл. Психология!
– Слушай, а какие у него руки? – задал Ольхин неожиданный вопрос.
– Руки? Какие руки? – не понял Пахомыч.
– Опиши мне его руки, – сказал Ольхин. – Ну, как они выглядят.
– Ах, руки… Хорошие руки. Правильные. Я же говорю, что он очень хороший бильярдист. Прирожденный. А для бильярдиста руки – это, можно сказать, самое главное. У Сверчка… или как его кличут теперь Улыбка… руки самые что ни есть бильярдные. Пальцы – длинные, тонкие, нежные. Такими пальцами очень хорошо держать кий… хорошо управлять кием. А умеешь управлять кием – считай, что ты бильярдист. Конечно, тут нужны и другие способности, но руки в таком деле – это главное. Хорошие руки у этого мерзавца. Оттого он и бильярдист хороший…
Ольхин задал еще один неожиданный вопрос:
– А скажи-ка ты мне вот еще что. Как и чем с тобой рассчитывались фашисты?
– Деньгами, – не очень охотно ответил Пахомыч. – Я уже говорил…
– А золотишком? – напористо спросил Ольхин.
– Каким еще золотишком? Не было никакого золотишка!
В голосе Пахомыча прозвучали нотки неуверенности и даже испуга, и Ольхин тотчас же их уловил.
– Ну, Биток! – с ироничной усмешкой произнес Ольхин. – Ты уж не останавливайся на полпути. Взялся каяться, так кайся до конца. Жизнь дороже какого-там золотишка.
– Было и золотишко! – махнул рукой Пахомыч. – Один-два раза. Так, всякая мелочовка. А только сейчас его при мне нет! Уж вы поверьте! Давно я его обменял на харчишки да на курево. За немецкие-то деньги никто не хотел продавать ни харчей, ни табаку. Не верил народ немецким деньгам.
– А скажи-ка, с Никитой немцы могли рассчитываться золотом? – спросил Ольхин.
– Мне-то откуда знать? – пожал плечами Пахомыч. – Но мыслю так. Коль изредка рассчитывались золотом со мной, то, может статься, и с этим паскудником тоже. Почему бы и нет?