– Кражи – понятие очень широкое, – сказал подполковник. – Пропали, допустим, сапоги – это кража. Ночью какой-то варнак забрался в погреб и выгреб оттуда последнюю картошку – тоже кража. Сняли с плетня выстиранные штаны – обратно же кража. Что именно вам интересно?
– Кража документов, – коротко пояснил Завьялов.
– С документами у нас сущая морока, – вздохнул подполковник. – О каких документах идет речь? О довоенных? О выданных немецкой властью? О временных пропусках, которые частью выдаем мы, а частью военная комендатура? Беда с этим документами, если говорить честно. Может, их и крадут, да только почти никто не обращается к нам с такими заявлениями. А коль не обращается, то, значит, мы и не фиксируем пропажу. Да и зачем фиксировать? Все равно скоро начнем выдавать новые документы. Настоящие, советские, по единому образцу. Вот как только они у нас появятся, так и начнем.
– Ну, хорошо, – вздохнул Завьялов. – А как у вас обстоят дела с убийствами? Точнее сказать, с их регистрацией?
– Это, опять же, смотря какие убийства, – сказал Ярошенко. – Они ведь тоже бывают разные.
– Это как? – не понял Завьялов.
– Есть убийства, которые проходят по военному ведомству, – пояснил подполковник. – Вот, скажем, недавно за городом ликвидировали группу фашистских диверсантов…
– Знаю, – перебил Завьялов. – И даже сам принимал в ликвидации участие.
– Ну, вот видите! Так это – не наши убийства. Они как раз и проходят по вашему, по военному ведомству. Их мы не касаемся. Да, по сути, и не убийства это, а ликвидация врага. А есть другие убийства – на бытовой почве или, скажем, с целью ограбления. Так эти уже наши. Их мы, конечно, все регистрируем. Ну и, понятно, ищем убийц.
– Ясно, – кивнул Завьялов. – И как – находите?
– Когда как, – вздохнул подполковник. – Убийство – дело серьезное. Даже если, допустим, кто-то кого-то убил на почве ревности. А у нас кадровые проблемы. Особо и искать-то некому, а те, кто ищут, мало что умеют. Такая беда! Но – стараемся.
– Хорошо, – сказал Завьялов. – Давайте тогда поговорим подробнее о бытовых убийствах.
– Давайте, – без особого энтузиазма согласился милицейский начальник. – Что именно вас интересует?
– Меня интересуют все убийства в городе, совершенные с того момента, как немцы ушли из города и по сегодняшний день.
– Прямо-таки все-все? – уточнил подполковник.
– Виноват, – поправился Завьялов. – Разумеется, не все подряд. А именно убийства мужчин. И не просто мужчин, а молодых мужчин. Приблизительно тридцати лет от роду. Есть такие?
– Если бы я помнил каждое убийство! – вздохнул Ярошенко. – Хотя их, в общем, и немного, но все равно – попробуй все упомни. Тут и без них голова кругом. Придется вам подождать, пока мои молодцы полистают книгу учета происшествий и найдут дела. Если, конечно, такие убийства имели место. А уж если не имели – то что ж поделать?
– Хорошо, – кивнул Завьялов. – Раз требуется подождать, значит, будем ждать.
– Тогда побудьте в кабинете, а я дам распоряжения, – сказал подполковник и вышел.
Конечно, шансов напасть на след гестаповского агента Улыбки именно таким образом было крайне мало, и Завьялов это прекрасно понимал. Даже если в городе и вправду кто-то недавно убил молодого мужчину, то далеко не факт, что это мог сделать именно Улыбка. Да, Никите и вправду нужны были другие документы, это было логично. Но, может статься, они уже у него имелись? Может, он запасся ими еще раньше, при немецкой оккупации? И теперь, когда пришел час, он просто воспользовался ими. Был Никитой Филипповым – стал кем-то другим. Все логично и просто. И убивать никого не нужно. В конце концов, убийство – это всегда риск. Для чего Улыбке рисковать пуще меры? Наоборот, ему выгодно исчезнуть как можно тише и незаметнее.