Маркиза де Помпадур. Три жизни великой куртизанки

22
18
20
22
24
26
28
30

«Аристократия приняла эту новость плохо. Многие придворные дамы из высшего света в открытую говорили, что не могут больше оставаться на своем месте рядом с мадемуазель Пуассон, дочерью лакея, в свое время приговоренного к повешению».

Тем не менее буквально со следующего дня маркиза приступила к выполнению своих новых обязанностей. Она стала сопровождать королеву к мессе и дежурить возле нее во время обедов. Несмотря на проблемы со здоровьем, делала она это достаточно регулярно. При этом она постоянно дарила королеве цветы, как бы замаливая перед ней свои грехи.

* * *

Одно из условий получения этой должности заключалось в получении примирительного поцелуя от дофина, и тот, будучи принужден к этому своим отцом, поцеловал фаворитку, но потом, отвернувшись, показал ей язык.

Одна добрая приятельница, увидя в зеркале эту гримасу дофина, донесла о том маркизе де Помпадур, которая тотчас же пожаловалась королю на эту обиду, уверяя его, что дофин, не оказав уважения его любовнице, тем самым не оказал почтения ему самому.

Возмущенный король приказал дофину отправиться в Медон и оставаться там до его нового приказания. Королева и министры пробовали примирить отца с сыном, но король был непреклонен.

Известие об этом изгнании и причине, побудившей к нему короля, дошло до парламента, а этот высший судебный орган, забывший об услуге, оказанной ему маркизой де Помпадур, только и ждал случая, чтобы продемонстрировать свое недовольство. Представители парламента явились к королю и заявили ему о необходимости немедленного возвращения дофина, который, как они сказали, принадлежал не столько отцу, сколько государству, королем которого он, возможно, сделается. Король согласился на возвращение сына, но с условием, чтобы тот извинился за показанный маркизе де Помпадур язык. Дофин извинился, возвратился ко двору, но зато сделался еще более злобным врагом фаворитки.

* * *

А тем временем деятельная мадам де Помпадур уже открывала в Париже Военную школу для сыновей ветеранов войны и обедневших дворян. Учреждение этой школы было целиком и полностью ее идеей. На эту мысль ее навел визит в знаменитый Институт благородных девиц, находящийся в Сен-Сире, совершенный еще в сентябре 1750 года. Тогда она написала одной из своих подруг:

«Позавчера мы были в Сен-Сире, и я не могу передать, как я расстрогана увиденным. Все говорили мне, что подобное же заведение нужно сделать и для мужчин».

Действительно, военным нужно было показать, что король заботится о них. Для старых солдат Людовиком XIV уже был создан Дом Инвалидов. Теперь нужно было подумать и о молодежи, то есть о сыновьях офицеров, имевших возможность доказать свое дворянское происхождение. Набирать в Военную школу предполагалось пять сотен мальчиков, и по достижению восемнадцати лет они должны были получить офицерские эполеты и распределиться в действующую армию. Вскоре на это было получено разрешение короля, не проявившего, впрочем, особого энтузиазма по поводу этой затеи. Зато активное участие в проекте принял финансист Пари-Дювернэ. Его маркиза посвятила в свои планы и попросила помочь подобрать подходящий участок земли.

Строительство началось в одном из самых престижных районов столицы — возле Марсова поля (сейчас рядом с этим местом стоит Эйфелева башня). Проект здания был заказан первоклассному зодчему Анжу-Жаку Габриэлю, создателю знаменитой площади Согласия. Но начавшееся в 1751 году строительство было прервано из-за недостаточного государственного субсидирования. Тогда маркиза вложила недостающую сумму из собственных сбережений, продав несколько карет, лошадей и бриллиантов.

В 1753 году помещение школы было частично отстроено. В дальнейшем строительству очень помог налог, которым Людовик XV обложил любителей карточной игры, целиком пошедший на завершение проекта.

С июля 1756 года в это учебное заведение стали принимать лучших учеников провинциальных военных училищ, в числе которых, кстати сказать, в октябре 1784 года на обучение в Париж прибудет пятнадцатилетний кадет-корсиканец Наполеоне Буонапарте, будущий император Франции.

* * *

Середина 50-х годов стала для маркизы де Помпадур и ее сторонников временем активной работы по переориентации французской внешней политики от традиционного союза с Пруссией, которая заключила соглашение с Англией, к союзу с Австрией.

Эта перемена была особенно сложна и важна тем, что полностью противоречила прочным традициям французской внешней политики, нацеленной на борьбу с Англией на море и с притязаниями династии Габсбургов на европейское главенство на суше. И хотя Австрийская империя давно уже перестала представлять прежнюю силу, новый курс политики Версаля у многих вызывал серьезные сомнения.

Неудивительно, что именно в эти годы появилось множество желающих свергнуть маркизу де Помпадур, причем сделать это пытались не только ее многочисленные завистницы и соперницы, но и опасавшиеся за свое положение министры, ярые противники австрийского союза, и, наконец, действовавшие заодно с ними агенты прусского короля Фридриха II.

Но маркиза де Помпадур не умела сидеть сложа руки. Энергия ее била через край, и уж если она что-то задумывала, то всегда доводила задуманное до логического завершения.

Резоны у нее были следующие. В конце июня 1755 года Франция готовилась возобновить уже существующий союз с королем Пруссии Фридрихом II. Переговоры шли достаточно успешно и, дабы еще больше смягчить Фридриха, маркиза де Помпадур обратилась к своему старому другу Вольтеру, с которым у нее уже несколько лет сохранялись натянутые отношения из-за его бестактных «пуассонад». Тот в это время уже пятый год жил в Пруссии во дворце Фридриха, сохраняя при этом свой титул придворного историографа короля Франции.

Вольтер часто встречался за ужином с прусским королем. Фридрих любил подобные мероприятия, и чтобы попасть на эти ужины требовалось быть либо вольнодумцем, либо просто умным человеком. Вольтер, характеризуя эти знаменитые ужины, писал:

«Никогда и нигде в мире не говорили с такой свободой обо всех человеческих суевериях и не третировали их с большими насмешками и презрением. Король сам проявлял ум и вызывал других на его проявление и, что всего удивительнее, я никогда не ужинал с меньшими стеснениями».

Фридрих II любил Вольтера и всячески склонял его к тому, чтобы остаться в Пруссии навсегда. Парижские друзья отговаривали Вольтера от этого шага, пугая его той рабской зависимостью от Фридриха, в которой он может очутиться, поступив на его службу. Вольтер письменно сообщил королю об этих опасениях. Фридрих также письменно ответил ему следующее: