Пятая колонна. Рассказы

– Не знаю, – сказала она. – Пока что-то непохоже.

– Ты уже выпила свой кампари?

– Почти. А ты почему не пьешь?

– Растягиваю удовольствие.

– Пей, – сказала она. – Помнишь, как ужасно было, когда тебе совсем нельзя было пить?

– Все же послушай, – сказал он. – Знаешь, о чем я думал, когда ты ходила вниз? О том, что ты могла бы съездить в Париж, потом в Лондон, пообщаться с людьми, развлечься, а потом ты бы вернулась – а тут уже весна, и ты бы мне все рассказала.

– Нет, – отрезала она.

– Я думаю, это было бы разумно, – сказал он. – Ты же знаешь, что это долгая история, и нам предстоит научиться с ней жить. И я не хочу, чтобы ты изнурила себя вконец. Понимаешь…

– А ты не можешь так часто не повторять: «Понимаешь…»?

– Вот видишь? Еще одно. Я бы как раз пока научился разговаривать так, чтобы не вызывать у тебя раздражения. Ты будешь без ума от меня, когда вернешься.

– А что ты будешь делать по ночам?

– Это как раз очень просто.

– Не сомневаюсь. Полагаю, спать ты уже тоже научился.

– Собираюсь научиться, – сказал он и залпом опорожнил полстакана. – Это один из пунктов Плана. Схема простая. Если ты уедешь и отвлечешься, моя совесть будет спокойна. И тогда, впервые в жизни имея спокойную совесть, я автоматически начну хорошо спать. Возьму подушку, которая будет воплощать мою спокойную совесть, обниму ее – и вот я уже сплю. А если случайно проснусь, просто начну представлять себе прекрасно-непристойные видения. Или принимать замечательно умные и здравые решения. Или вспоминать. Понимаешь, я хочу, чтобы ты развеялась…

– Прошу тебя, не говори: «Понимаешь…»

– Хорошо, я сосредоточусь и постараюсь так больше не говорить. Я уже обнес это слово забором, но забылся – и забор рухнул. Так или иначе, я не хочу, чтобы ты превращалась в собаку-проводника.

– Я – не проводник, и ты это знаешь. И в любом случае говорить надо не проводник, а поводырь.

– Я знаю, – сказал он. – Иди сюда и сядь рядом, если ты не очень на меня сердита.

Она подошла, села рядом с ним на кровать, они стали слушать, как дождь громко стучит по оконному стеклу, и он изо всех сил сдерживался, чтобы не ощупать ее голову и лицо, как делают слепые, а сделать это по-другому он не мог. Он притянул ее к себе и поцеловал в макушку. Нужно будет снова попробовать уговорить ее, в другой день, подумал он. Я должен это сделать как-то поумнее. Как приятно прикасаться к ней, я так ее люблю, и я принес ей столько горя, я должен сделать все, что в моих силах, чтобы научиться хорошо заботиться о ней. Если я буду думать о ней и только о ней, все будет хорошо.

– Я больше не буду все время повторять «понимаешь», – сказал он. – И это только начало.