– Из Сан-Карлоса, – сказал он и улыбнулся.
Это был его родной город, ему было приятно говорить о нем, и он улыбнулся.
– Я смотрел за животными, – пояснил он.
– Вот как, – сказал я, не вполне понимая.
– Да, – сказал он, – я там оставался, потому что мне надо было смотреть за животными. Я ушел из Сан-Карлоса последним.
Он не был похож ни на пастуха, ни на свинопаса; я посмотрел на его черную запыленную одежду, на серое, запыленное лицо и очки в железной оправе и спросил:
– За какими животными?
– Разными, – сказал он и покачал головой. – Пришлось их оставить.
Я смотрел на мост и на местность вокруг устья Эбро, напоминавшую мне Африку, и соображал, как скоро может показаться неприятель, и все время прислушивался, поджидая тех первых звуков, которые возвещают о вечно таинственном явлении, именуемом соприкосновением фронтов, а старик все еще сидел там.
– За какими животными? – повторил я.
– Их всего трое, – объяснил он. – Два козла и кошка, да еще четыре пары голубей.
– И вам пришлось их оставить?
– Да. Начался обстрел. Капитан велел мне уходить, потому что начался обстрел.
– У вас нет семьи? – спросил я, глядя на противоположный конец моста, где одинокие повозки торопливо спускались по склону.
– Нет, – сказал он. – Только эти животные. Ну, кошка-то, конечно, не пропадет. Кошка может сама о себе позаботиться, а вот что станется с остальными – подумать страшно.
– Вы за кого? – спросил я.
– Ни за кого, – сказал он. – Мне семьдесят шесть лет. Я прошел уже двенадцать километров, а дальше идти сил нету.
– Здесь опасно, нельзя здесь оставаться, – сказал я. – Постарайтесь добраться до разветвления дороги на Тортосу, там проходят грузовики.
– Я посижу еще немного, – сказал он, – и потом пойду. Куда идут эти грузовики?
– В Барселону, – сказал я.