— Можно, я так полагаю, — в голосе Крамница явственно слышалось участие. — Ладно, Силаев, отправляйся-ка ты в хозяйский дом, да не отлучайся из Москвы пока что. Как дозволение на похороны начальство даст, я тебя извещу У тебя-то самого есть где жить? Ежели наследники твоего хозяина не отыщутся, дом казна заберёт.
— Вы, ваше благородие, душегуба этого изловите, — с чувством попросил Силаев. — А я не пропаду!
— Значит, негде, — правильно понял Крамниц. — Ладно, посмотрю, что для тебя сделать можно…
— Премного благодарю, ваше благородие, но я ж солдат, хоть и отставной! — вскинул голову Силаев. — Голодным точно не останусь, а бездомным если и побуду, то всяко недолго!
…Разумеется, установление личности соседа Ташлиной по могиле стоило признать успехом, как и выяснение любовной связи между ними обоими. Другое дело, что успех этот пока что никак не вёл к тому, чтобы выяснить, каким образом Ташлина и Данилевич оказались там, где мы их нашли, и установить, кто их туда отправил. Поэтому мы с Иваном Адамовичем решили выжать всё, что можно, из успеха с Данилевичем. Во-первых, Крамниц собирался и дальше давить на прислугу Ташлиных, теперь уже точно зная, что у Антонины Георгиевны был любовник; во-вторых, он же брался пройтись по трактирам и ресторанам, куда ходил Данилевич; в-третьих, появилось у пристава желание внимательно осмотреть дом Данилевича, тут я и попросил его взять меня с собой на предмет прояснения, что за книги тот с таким увлечением читал. И раз мы приняли столь мудрые решения, то не стали откладывать их исполнение и отправились в дом Данилевича.
…Говоря, будто хозяин не бедствовал и не роскошествовал, Силаев душой не покривил. Именно такое впечатление о своём хозяине дом и создавал. Не модная, но вполне добротная мебель не казалась старой, обстановка пусть и не блестела, но и никакой грязи я не заметил — хозяйский наказ насчёт чистоты и порядка в доме Силаев исполнял неукоснительно. Крамниц сразу занялся поиском бумаг Данилевича, я же взялся за содержимое двух книжных шкафов. Ох, и ничего же себе!
— Полюбопытствуйте, Иван Адамович, — пригласил я пристава присоединиться ко мне.
— Ого! — вот и Крамниц не справился со своими чувствами. И было от чего…
Два последних издания «Каталога Царского Исторического Музея», все выпуски «Альманаха русских древностей» и журнала «Русский собиратель» за последние восемь лет, труды князя Белозёрского по исследованию русских летописей, слов и поучений, десятка три других книг по русской истории, огромное количество нумеров Московского, Ярославского и Тверского епархиальных вестников, две толстых укладки с выписками из Кремлёвского архива и дюжина тетрадей с записями, сделанными, по всей видимости, в Царской библиотеке — круг чтения отставного артиллерийского капитана поражал основательностью подбора книг.
— Кажется, упрекая супруга в том, что поиск древностей он предпочитает семейной жизни, Антонина Ташлина изрядно кривила душой. Не находите, Иван Адамович? — спросил я пристава.
— Нахожу, Алексей Филиппович, очень даже нахожу, — согласился Крамниц.
— Кстати, Иван Адамович, полюбуйтесь, — я раскрыл первую попавшуюся мне книгу и показал приставу обилие пометок, сделанных карандашом на её полях. Присмотревшись, я увидел, что все книги отличались обилием закладок, отмечавших, как я понимал, страницы с подобными пометками.
— М-да… — только и смог сказать пристав.
Пользуясь тем, что Крамниц вернулся к бумагам покойного, я попытался понять, что именно привлекало внимание Данилевича в этих книгах, и уже довольно скоро, кажется, понял. Впрочем, Крамницу я пока решил ничего не говорить, для начала окончательно уверившись в своём открытии самому. Для этого, правда, мне надо их все просмотреть, и сделать это в спокойной домашней обстановке, а не у Крамница в управе и тем более не здесь. Отозвав пристава в сторонку, я изложил ему своё желание временно забрать часть книг и объяснил, зачем оно мне нужно.
— Вот что, Силаев, — повернулся к нему Крамниц, — бумаги хозяина твоего я изымаю. Часть книг тоже заберу, но со скорым возвратом. Ты же смотри, чтобы всё в доме сохранялось и ничего не пропало. На вот, возьми, — он протянул Силаеву бумажную трёхрублёвку.
— Премного благодарю, ваше благородие! — отставной солдат вытянулся во фрунт.
— Вольно, Силаев! — скомандовал я, когда не знакомый с армейскими порядками Крамниц занялся сбором бумаг Данилевича, забыв про так и стоявшего навытяжку слугу. — Где служил-то? — поинтересовался я.
— Подольского пехотного полку артиллерийской роты десятник, ваше благородие! — снова вытянулся отставник.
— Вольно, вольно, — отмахнулся я. Надо же, как мне везёт на отставных артиллеристов — Кошкин Дед в Усть-Невском, [1] теперь вот Силаев, да тот же Данилевич… И к чему бы это?
По возвращении в губную управу я пожелал поближе познакомиться с подробным изложением жизненного пути Данилевича, чего не успел сделать с утра. Путь, как путь, ничего такого особенного. Викентий Васильевич прошёл через те же кадетские роты Большого Стремянного полка, где сейчас постигал военную премудрость мой младший братец, но после третьего года перешёл в артиллерийское училище, откуда через два года вышел подпоручиком в Двадцать первый артиллерийский полк и убыл служить аж на Амур-реку. Там он участвовал во всех более-менее крупных делах против маньчжур, за что и заслужил свои награды. В двадцать семь лет получил контузию, был уволен от службы и вернулся в Москву. Женился, но на третьем году совместной жизни супруга его умерла, детей у них так и не было. Отставного десятника Силаева Данилевич взял в службу за год до смерти супруги. Вот, собственно, и всё. А нет, не всё — имелась отсылка к разрядному листу, свидетельствовавшему о третьем разряде одарённости, то есть в чём-то одном Данилевич вполне мог проявить изрядные магические способности. Однако же что это могли быть за способности, по имевшимся записям оставалось неясным. На получении этой справки я посчитал себя вправе откланяться.
ebooksa