— Но я же был сам не свой. Нет, — он взобрался еще повыше на кровати, неуклюже подпихнув под спину рыхлую подушку в пожелтевшей наволочке. — Это не мог быть я. Я любил Люду. Всем сердцем, — выдохнул он.
— Тебе бы такое со сцены читать. Артист бы из тебя идеальный получился, — констатировал я. — Но ты прав. Это был не ты.
— Откуда знаешь? — Большаков оживился еще больше и уставился на меня, прикладывая немало усилий для того, чтобы стабилизировать собственное положение на кровати.
— Я же там был. Я знаю, что делал ты. А что делал не ты. И что твоя жена узнала, что ты — это не ты. И тот, кто был не ты, ее убил. Вероятно, ты сам это просто видеть.
— Та-а-а-к! — прижал ладони к вискам, вскрикнул кандидат. — Слишком много «ты». Ничего не понимаю.
— Приводи себя в порядок и будем говорить.
— А полиция?
— Что «полиция»? — это слово в последние дни меня скорее сердило, чем внушало спокойствие.
— Мы разве не…
— Мы — не, — передразнил я Большакова. — Трезвей, умывайся. Блюй, если тебе надо. А потом идем выигрывать выборы.
Глава 8
Кандидат жутко побледнел, потом позеленел, а потом, когда ему стало уже совсем невмоготу, покачнулся на кровати — как только убрал одну опорную руку, прижав ее ко рту, — и свалился на пол, тут же покрыв его малоприятной мешаниной.
— Я за тобой прибирать не буду, — брезгливо отозвался я.
Кандидат громко рыгнул и попытался найти новую опору, но вместо этого попал ладонью в лужу, поскользнулся и тут же перепачкался целиком.
— О-о-о, — протянул я. — Пожалуй, в предвыборных речах эти моменты мы опустим, — а в ответ на жалобный стон тут же добавил: — живо умывайся!
Можно было прикрикнуть на него. Топнуть ногой — копошащееся в собственном месиве нечто и близко не было похоже на человека, способного управлять областью. Но я не стал.
Сам еще прекрасно помнил последствия своих попоек, когда до вечера следующего дня никак не мог отойти от посиделок — чаще всего они проходили в компании меня самого и бутылки чего-нибудь крепкого.
С тех пор, получив новое тело, я влил в него алкоголь лишь однажды. И то по принуждению. Поэтому на кандидата сейчас смотрел скорее с жалостью и сочувствием, чем с явным отвращением.
Но все же не помог ему ни в чем. Человек должен быть сильным — и если он проявил слабость, то ее последствия должен смочь разгрести сам. С чем Большаков прекрасно справился, потратив примерно час своего и моего времени.
Мокрого от пота кандидата я отправил окунуться в бочку с водой, что стояла на улице. Не целиком — но хотя бы привести себя в вид более-менее пристойный, чтобы я понимал, что разговариваю с человеком.