Мария Медичи находилась в отчаянном состоянии. Попытки хоть как-то воздействовать на Людовика ни к чему не приводили. Почему? Да потому, что каждый раз на пути королевы-матери оказывался кардинал де Ришелье, и это стало непреодолимым барьером между ней и сыном.
Иногда, уступая приступам ярости, она начинала проклинать саму себя за слабость. Иногда, забывая, что она лишь слабая женщина, она буквально выла от осознания того, что упустила момент, когда можно было банально проткнуть этого отвратительного Ришелье кинжалом, как это испокон веков было принято в ее родной Флоренции.
Но Мария Медичи слишком ненавидела кардинала, а, как известно, чем ненависть бессильнее, тем она упорнее и опаснее. Ее может победить только прощение, но тут ни о каком прощении не могло быть и речи.
Вечером 18 июля 1631 года она все же покинула Компьень. Местная охрана проморгала это событие, но, как потом оказалось, королева-мать, действительно, сбежала. Пока она намеревалась остаться во Франции, в приграничном городке Ла-Капелль, у друга ее любимого сына Гастона маркиза де Варда, который пообещал открыть перед ней ворота.
Кардинал де Ришелье узнал про этот план и успел сорвать попытку Марии Медичи войти в Ла-Капелль.
Опасаясь возможного преследования, она была вынуждена двигаться дальше и пересечь границу. Она прибыла в Авен, ближайший город на принадлежавшей испанцам территории, вечером 20 июля, а потом отправилась в испанские Нидерланды — сначала в Монс, а затем в Брюссель.
Новость о бегстве матери повергла Людовика в ужас. Он, как водится, сразу же пал духом и решил, что раз мать вновь на свободе, то она обязательно отомстит ему. Уж он-то знал, что она способна отомстить…
Одновременно с этим сразу же проснулись надежды врагов кардинала де Ришелье. Сам же кардинал, казалось, остался совершенно равнодушным к сообщению о побеге королевы-матери. Если он и проявил какие-то чувства, которые хоть как-то можно было трактовать, как опасение, то лишь потому, что Гастон Орлеанский вновь выступил против своего брата-короля, получив поддержку нескольких герцогов, собравших свои отряды в Лангедоке и готовых к походу на Париж.
Тем временем Мария Медичи, находясь в Брюсселе, писала своему сыну Людовику гневные письма, обвиняя кардинала де Ришелье во всех мыслимых и немыслимых грехах. Она даже обратилась в парижский парламент с призывом осудить кардинала за узурпацию власти в стране. В результате Людовик был вынужден выступить перед судьями и опровергнуть утверждения своей матери.
По определению историка Энтони Леви:
Гастон Орлеанский тем временем набрал армию и, обретя союзников, в том числе в лице герцога де Монморанси, знаменитого своей доблестью и многочисленными победами, вступил в схватку с войсками короля и кардинала де Ришелье. Отряды Гастона, столь превозносимые за их подготовку и немалую численность, на деле оказались всего лишь разношерстным сборищем валлонов, испанцев и французских дезертиров. С характерным для него отсутствием здравого смысла и дисциплины Гастон двинул войска на три дня раньше, чем было условлено с опытным де Монморанси.
Силы испанцев сосредоточились на границе с Францией. Но пока не обозначится хоть какой-то успех восстания в Лангедоке, двигаться вперед они не намеревались. В конечном итоге уверенность кардинала де Ришелье в успехе оправдалась: как бы французы ни сожалели о суровом правлении своего первого министра и об обращении короля с Марией Медичи, им еще меньше нравился союз королевы-матери с сыном, младшим братом короля, обернувшийся вторжением в страну армии наемников.
Две армии встретились 1 сентября 1632 года в сражении при Кастельнодари. Королевской армией командовали маршалы Анри де Шомберг и Жак де Ла Форс, бунтовщиками — герцог де Монморанси и Гастон Орлеанский. Войска короля стали теснить Гастона, и тот удрал с поля боя, даже не попытавшись привести в порядок свои силы. Герцог де Монморанси был несколько раз ранен и взят в плен. Военная кампания закончилась полной победой Людовика XIII и кардинала де Ришелье.
Тем, кому удалось удрать и кто мог поддаться искушению и снова собраться под знаменами бездарного Гастона, был преподнесен урок в виде публичной казни герцога де Монморанси.
Это был один из самых родовитых и знатных дворян Франции. Он не принадлежал к ярым противникам де Ришелье, но, на свою беду, он находился под сильным влиянием своей жены, активной сторонницы Марии Медичи и Гастона Орлеанского. Герцогиня де Монморанси была одной из самых непримиримых противниц кардинала, и именно она толкнула мужа фактически на путь государственной измены.
Когда истекающий кровью герцог де Монморанси был взят в плен, во французском обществе надеялись, что, учитывая его высокое происхождение, он будет прощен. К Людовику XIII и к кардиналу де Ришелье стали пачками поступать ходатайства о помиловании. Но на это кардинал заявил: «Нынешнее положение дел таково, что диктует потребность в большом уроке».
«Большой урок» был преподнесен 30 октября 1632 года. В этот день герцог де Монморанси, едва оправившийся от ран, был публично казнен. Эта казнь вызвала глубокое потрясение в обществе, ведь речь шла о человеке, чья родословная насчитывала более 700 лет, о первом дворянине королевства, следовавшем сразу после принцев крови. Он был молод (всего 36 лет!), знатен, популярен и даже любим, но всегда такой нерешительный король здесь вдруг проявил полную солидарность со своим первым министром. А ходатаям за жизнь мятежного герцога он ответил: «Я не был бы королем, если бы позволил себе иметь личные чувства!»
Вслед за этим полетело немало и других голов. Двери тюрем захлопывались за самыми знатными лицами Франции. Те же, кому Людовик и кардинал де Ришелье не смогли предъявить обвинений в измене, были устранены с помощью наводивших настоящий ужас королевских указов, по которым без суда и без права апелляции заключали в тюрьму на любое количество лет по усмотрению победителей.
Охваченный паникой Гастон Орлеанский сбежал: сначала — в испанский Франш-Конте, а затем — в Лотарингию.