Жизнь Марии Медичи

22
18
20
22
24
26
28
30

— И это вы смеете говорить мне, представительнице великого рода Медичи, королеве Франции, вдове короля Генриха! Да кто вы такой?

Кардинал де Ришелье в ответ лишь презрительно усмехнулся.

— О вашем визите, месье, — продолжила Мария Медичи, — непременно будет доложено моему сыну. А теперь соблаговолите уйти.

— Не сейчас, мадам. Мне нужно еще передать вам кое-какие распоряжения.

— Распоряжения? Мне! — в бешенстве воскликнула королева-мать и, схватив в руки серебряный колокольчик, вызвала охрану.

В дверях появились два дюжих гвардейца. Мария Медичи крикнула им:

— Вышвырните отсюда вон этого человека!

— Неужели, вы так до сих пор и не поняли, что арестованы, мадам, — спокойно сказал кардинал. — И это больше не ваши гвардейцы.

— Изменники! — закричала королева-мать, топая ногами. — Какой позор! Какая низость! Узнаю ваш стиль, господин кардинал!

— Успокойтесь и выслушайте меня, — неменяющимся голосом продолжил де Ришелье. — Вам нужно уехать как можно дальше от Парижа. Это необходимо, прежде всего, для вашей же безопасности, а также для безопасности других лиц, судьба которых вам небезразлична.

— Каких других лиц? Все остальные и так уже либо уничтожены, либо находятся…

— Вам необходимо принять эти условия, мадам, — грубо оборвал ее кардинал.

— Отвратительное ничтожество, да будь ты проклят! — еще раз крикнула королева-мать, понимая, что сопротивление бесполезно.

* * *

Конечно же, кардинал имел в виду Гастона Орлеанского, младшего сына Марии Медичи и покойного короля Генриха IV, считавшегося престолонаследником до рождения будущего Людовика XIV, а теперь именовавшегося просто «Месье». Понятно, что у Гастона были сложные отношения с венценосными братом и племянником. Понятно также, что его судьба не могла быть безразлична его матери. Как видим, кардинал де Ришелье всегда бил точно в цель.

С Гастоном ситуация выглядела следующим образом. В 1630 году ему было 22 года. Он был красивым молодым человеком, ветреным, коварным, трусливым, но любезным. Всем было ясно, что его видимое примирение с братом Людовиком не могло продлиться долго. Он и сам прекрасно понимал, что его шансы унаследовать трон с каждым днем все возрастают и возрастают. И действительно, тогда многим казалось более чем вероятным, что он унаследует трон старшего брата. В его власти было жениться, если он того пожелает, и начать гражданскую войну, если он того захочет. Он мог рассчитывать на поддержку со стороны старой аристократии, и все, что бы он ни сделал, благодаря статусу наследника Людовика все равно оставило бы его безнаказанным.

30 января 1631 года Гастон посетил кардинала де Ришелье, взял назад свое предложение дружбы и, покинув двор, отправился в Орлеан, а затем, через несколько месяцев, — в Безансон, находившийся тогда под управлением испанцев. Кардинал де Ришелье поднял тревогу и доложил обо всем королю.

В принципе, разговаривая с Марией Медичи, кардинал не блефовал: теперь судьба Гастона Орлеанского была в его руках. Марии Медичи, обожавшей Гастона и готовой ради него на все, ничего не оставалось, как подчиниться.

Местом ссылки ей был предложен небольшой городок Мулен. Она согласилась отправиться туда, но попросила, чтобы ей позволили некоторое время пожить в Невере, пока Мулен не будет очищен от свирепствовавшей там инфекции, а местный замок не отремонтируют должным образом. Такое разрешение ей было дано, она все равно предпочла пока остаться в Компьене.

Когда 20 марта 1631 года Людовик написал ей, что Мулен полностью готов к ее приему, она опять нашла массу отговорок для того, чтобы еще отсрочить свой отъезд. Кардинал де Ришелье подсказал королю, что его мать, возможно, готовит побег.

* * *

Это, собственно, было в ее стиле.